И вся информация, конечно же, незримо расползается по коллективу. Невозможно накинуть платок на каждый рот – так, кажется, говорится в известной поговорке.
Часа три уходит на то, чтобы дождаться полиграфолога, прогнать меня по целой куче идиотских вопросов, еще раз снять проверку с камер проходной и скрытых камер, которые натыканы в каждом кабинете.
Сказать, что я чувствую себя прошедшей девять кругов ада – значит, не сказать ничего.
Но оно того стоит, потому что итог всего этого – моя полная реабилитация. Даже несмотря на то, что генеральный открыто говорит, что сам факт того, что я попала в такой скандал – достаточная причина для моего увольнения.
Собственница предпочитает отмалчиваться, и это – плохой знак.
Меня оправдала техника и против меня действительно нет никаких доказательств, но я все равно замешана в скандале. Грозная много раз подчеркивала, что для нее крайне важна честность и доверие, которые она ставит даже выше профессиональных качество, потому что второму, при желании, человека всегда можно выучить.
В свой кабинет я заползаю только к трем – без обеда, без передышки и с тяжелой головой.
Не хочется ничего. Даже кофе, которая моя заботливая помощница молча приносит и ставит передо мной на стол.
Где-то за этими стенами наша служба безопасности сейчас песочит Ленку.
Нас намеренно развели так, чтобы не могли пересечься даже случайно.
Когда все закончится – я сверну ей шею. Я ее просто убью с особой жесткостью. Оторву все выступающие части тела и завяжу узлом то, что у нее между ног – может хоть тогда она перестанет думать о мужиках и вспомнит о значении слова «ответственность».
И, несмотря на все это, мне до сих пор страшно думать о том, что моя лучшая подруга, которую я столько раз буквально за уши вытаскивала из болота, могла так со мной поступить.
Это… слишком мерзко.
От одних только мыслей, какую змею на груди я могла пригреть, становится не по себе. Хочется пойти под душ и соскрести с кожи даже тень сегодняшнего дня.
В телефон даже не заглядываю, хоть до сих пор никак не ответила на сообщения Призрака.
Говорить ни с кем не хочется.
Точнее, мне очень нужно выговориться. Банально просто покричать хотя бы в пустоту, но лучше, чтобы в этой пустоте был голос, который скажет, что все пройдет, и руки, которые просто погладят по голове.
Я набираю папин номер.
Даже после моего простого «привет, па», он понимает, что в моей жизни случилась пресловутая пятая точка.
Папа – моя опора, поддержка и защита.
Он – мой идеальный мужчина. Он так меня любит, что я просто не согласна разменять свою жизнь и отдать сердце мужчине, который будет любить меня хоть на грамм меньше. Даже если планка требований слишком высока.
— У меня проблемы на работе, пап, - шмыгаю носом. С ним можно не быть сильной карьеристкой, для него я всегда «доча». – Прости, что подставила.
Это ведь он замолвил слово, чтобы хорошее хлебное место досталось мне, это на его репутации я выехала без необходимого стажа по специальности.
— Понял, - скупо, как все серьезные мужчины, говорит он. – За руль не садись – водителя пришлю. Когда?
— Я неделю за свой счет, так что хоть сейчас.
Через двадцать минут мне приходит сброшенный вызов – маячок от Вовы, папиного водителя. Я набрасываю на плечи пальто, беру сумку и выхожу.
— Мария Александровна, - жалобно пищит в спину моя помощница, - вы же вернетесь к нам?
До того, как в «ТриЛимб» пришла ее, директором по персоналу работала, как ее до сих пор зовут, «Мегера в мехах». И моя помощница успела от нее натерпеться всякого, от чего нервы могут сдать и у сильных мужиков. Не то, чтобы я себя хвалю, но при всем обилии у меня плохих качеств – и это чистая правда – я никогда не срываюсь на людях просто так. Тем более на подчиненных, которые лишены возможности сказать хоть слово поперек. Ну если только им не хочется еще больше усложнить себе жизнь рядом с начальником-самодуром.