Когда-то сама его обвиняла в том, что нужно было все разузнать и уж потом твердить, что я ему изменяю. Теперь сама в той же ситуации. Обвинила, не разобравшись. И дело не в том, что я ему не доверяю. Как раз-таки доверяю, но... Черт!!! Как иначе объяснить его поведение? Холодность, отстраненность?! Ну как?!

— Я не стану его защищать. Ты умная у меня, понятливая. И лезть в вашу жизнь не буду. Вы не дети, в конце концов. Просто... Мне больно видеть вас в таком состоянии. Сын там убивает себя, ты тут... Нельзя так, Лерочка. Он переживает, я же вижу. Может быть, есть что-то, с чем он поделиться с тобой не может.

— Он убивает себя? — сквозь слезы. — А меня убивает то, что он не делится со мной. Я хочу быть рядом, поддержать. Но я ни черта не понимаю. Прихожу в бешенство, когда он приезжает лишь для того, чтобы принять душ и переодеться. Убивает, понимаете? Уничтожает! Я не хочу развивать эту тему. Пожалуйста, дайте мне остыть. Могу ляпнуть что-то лишнее, а потом буду жалеть, совесть замучает. Лучше к Сашке поднимусь.

Она лишь кивает.

Быстрыми шагами направляюсь на верхний этаж, вытирая слезы с лица. В горле стоит ком. Нужно срочно покинуть этот дом, подышать свежим воздухом. Иначе с ума сойду.

Нахожу сына в кровати. А рядом с ним красная гитара. Он трогает пальцами струны, улыбается так искренне... Готов летать от радости.

— Мама! — ребенок замечает меня. — Смотри, что мне папа купил!

Папа купил, значит?! Таким образом, Рамиль, ты хочешь смягчить мальчика, чтобы пару дней он не лез к тебе? Занялся своей гитарой и не плакал?! А сам снова исчезнуть хочешь?! Вот так?! Браво! Нужно аплодировать стоя!

— Где твой папа, Саша? Когда он это принес? — киваю на музыкальный инструмент. — И куда ушел?

Еле сдерживаю себя, чтобы не заорать. Чтобы не вцепиться в Рамиля. Сглатываю раз за разом, чтобы унять злость. Но не получается. Никак не получается, черт возьми!

Разворачиваюсь, чтобы покинуть комнату сына, пойти в нашу с мужем спальню. Он наверняка там и, черт знает, чем занимается.

— Ма-а-ам, — вдруг позади раздается мягкий голос ребенка. Он уже спустился с кровати и направляется ко мне. — Ты будешь злиться на папу, да?

И такой взгляд у малыша... Жалостливый, что ли... Беззащитный. Сердце кровью обливается, а в горле снова образовывается ком.

— Нет, конечно. С чего ты взял?

Мы с Рамилем никогда не ругались при ребенке. И сейчас я этого делать не собираюсь. Ни в коем случае. Но Сашка как взрослый парень. Обмануть его сложно. Почти невозможно.

— Не ругайся, пожалуйста. И папа тоже пусть не ругается. Я не хочу, чтобы вы ссорились. Я больше не буду капризничать, обещаю. Папа сказал... — он замолкает, задумчиво смотрит в мои глаза, а потом продолжает: — Папа сказал, что у него есть проблемы на работе. И что он их скоро уладит и снова будет проводить с нами в выходные. Мы отправимся на отдых.

— Что тебе еще сказал папа? — тяжело выдохнув, опускаюсь на корточки перед сыном. Сжимаю маленькие ладошки. — Скажи мне, родной. Что он тебе еще сказал?

— Сказал, что чуть-чуть осталось. Через неделю никаких проблем не останется. Попросил не капризничать. Понять, что у него есть работа. А еще сказал, что когда я плачу и хочу увидеть его, то ты злишься. А тебе нельзя злиться. Да, мам?

— Почему мне нельзя злиться? Ты поделился с папой хорошей новостью? — осторожно уточняю, слегка улыбаясь. — Ты сказал, что у тебя будет сестра?

— Нет, я забыл, — качает он головой, и я снова выдыхаю.

— Не говори ничего. Договорились? Я сама. Пусть это будет нашим небольшим секретом. Хорошо, родной?