– Я сказал покорми меня, пока я сам не откусил от тебя хороший такой кусок, – хватает меня, приподнимает за ягодицы.

– Так ты есть хочешь или пощупать?

– Я всё хочу.

– Ладно, пойдём тебя покормлю, так и быть.

Пока Шамиль жадно поглощает стейк, приготовлен лично мною с любовью, я выжидательно взираю на него.

– Ты во мне сейчас дыру протрёшь.

– О, ты можешь говорить, когда ешь! Класс! Тогда расскажи мне об Алине.

Шам вздыхает, мотает головой.

– Алина Пятницкая, девятнадцать, а вернее почти двадцать лет. Выпускница детдома, в котором частенько светился твой папаша. Поставлял туда продукты, одежду и другую помощь. Кто бы мог подумать, что Король филантроп, – усмехнулся. – Или это он так от налоговой увиливал?

– Прежде, чем поливать моего отца вонючей жидкостью, вспомни свои косяки и сравни вас двоих, – зло отвечаю я, заступаясь за отца.

– Не бушуй, Королевна. Я же любя. Все знают, как сильно я люблю своего тестя.

Вздыхаю на сей раз я.

– Что ещё ты узнал?

– В восемнадцать лет твою юную мачеху выставили за дверь детского дома. Дали комнату в общаге. Насчёт общаги я тоже узнал – гиблое место. Алкаши, нарики и прочие отбросы. Через месяц красавица Алина Пятницкая съехала на квартиру в центре столицы. Прикинь, какой карьерный рост? Наверное, умеет хорошо отсасывать. Да и видок вроде ничего.

– Перестань! Это не смешно! Ты говоришь о незнакомой девушке, – опять злюсь на него я. Ну разве можно судить людей по внешности? Тем более, она уже как бы и не чужая мне… – Ладно, что дальше там?

– Ну что дальше. Видел я твоего отца. Он приезжал к ней, как стемнело. Пробыл там всю ночь. Под утро вышел, сел в свою машину и уехал.

– Так… Понятно, – я не помню, чтобы после гибели матери отец ночевал вне дома. Значит, всё действительно серьёзно. – А родители? У неё есть какие-нибудь родственники?

– Её подкинули под дверь приюта с открыткой на которой было написано имя. Фамилию ей дали работники приюта, так как нашли девчонку в пятницу. Ни родных, ни близких, никого.

Я отчего-то приуныла. Надо же… Я рожденная с золотой ложкой во рту, а она бедняжка, не имеющая ничего, кроме покровительства Короля. И зачем мне понадобилось лезть куда не просили. Отец сам не дурак, знает о ней больше, чем я.

– Ладно. Хватит. Спасибо, что всё узнал. Мне было это важно.

– И что? – Шамиль приподнимает одну бровь. – Всё? Слежку прекратить?

– Прекрати. Я изначально не должна была лезть в их личную жизнь. Они взрослые люди…

– Твоему отцу исполнилось сорок девять лет. Она может его папой называть.

– Ну и что? Это их дело.

– Как скажешь, – произносит равнодушно Шамиль, бросая в рот последний кусочек стейка. – А ты ничего так готовишь.

– Я же Королева.

– Да. Моя Королева, – ловит меня за руку, тянет к себе на колени. – Мой тебе совет, приглядывай за этой соплюхой. Если не хочешь свадьбы и скоропостижной кончины Короля. Говорю, как человек, которого изначально интересовали в тебе только бабки.

– Вот как? И что, меня убить собираешься?

– А смысл. Бабки-то не у тебя, а у Короля. Заметь, женился я не на нём, а на тебе. Это о многом говорит, – усмехается дуралей.

– О, да. Это действительно о многом говорит.

За окном просыпается утро, поют птички, которым, кажется, побоку осенний холод. Я кормлю Амаль, а Шамиль раздевается и падает на кровать. Пока дочь ест, он засыпает.

Уложив малышку спать, заглядываю в комнату Эльдара. Тот тоже спит. И я тихонько прокрадываюсь назад в нашу спальню и залезаю к горячему, как калорифер, Шамилю. Он сонно ворчит, что я лезу к нему, как медведь в берлогу, но мои руки от себя не убирает, позволяет обнять себя.