Российская империя впервые получила общую границу с Третьим рейхом. Солдаты пограничных гарнизонов разглядывали в бинокли смешанные польско-немецкие разъезды и заставы – эй, «гансы-збышеки», как живёте-можете?!

И наконец, 1 сентября Германия объявила войну Франции. Радио сообщало об упорных боях на линии Мажино и в Бельгии, куда, после отказа валлонов от боевого братства с французами, высадился мощный английский десант. Англия, верная договорам с Парижем, вступила в войну с Германией. До сей поры победы фашистам давались легко, теперь дивизии и корпуса вермахта опробовались на прочность в горниле тяжёлых затяжных сражений.

Саблин совсем было затосковал, когда его неожиданно вызвал полковник Нестеров и вручил приказ. Первому взводу надлежало прибыть в город Львов, в штаб двадцать второго полка и поступить в распоряжение подполковника Иоффе. Срок исполнения одни сутки.

Кто такой Иоффе, Иван Ильич понятия не имел, а полковник лишь пожал плечами. Тем не менее Саблин испытал огромную радость и облегчение: наконец-то будет живое дело. Дальнейшее пребывание в учебно-тренировочном лагере он мог расценить только как незаслуженное наказание. Бегать по полигону, когда в мире такое твориться…

Начиналась вторая декада сентября.

В старинный, вечно прекрасный Львов пришла осень. Первые сентябрьские дни были ещё по-летнему тёплыми, но солнце светило уже чуточку иначе. Оно не обжигало, не гнало львовян в тень развесистых клёнов и лип, листва которых не начала даже желтеть, или в прохладу старинных домов, за толстые стены, построенные ещё в прошлом веке в стиле барокко и ренессанс.

Каменные свидетели ушедших лет, помнившие власть австрийцев и поляков, слышавшие разноязыкий говор: украинский и польский, идиш и немецкий, русский и чешский, – теперь они молча взирали на тротуары с неторопливыми прохожими, на мостовую, где катил дребезжащий трамвай, отмеряя остановки пронзительным перезвоном.

Но было и кое-что новое, чего не видели старые дома раньше: русские бронемашины «Сокол» с пулемётами на боевых рубках, стоявшие у львовской ратуши, у вокзала, у центрального почтамта, во всех нервных узлах города. Пехотинцы с винтовками и громоздкими пистолетами-пулемётами через плечо, с трёхцветными бело-сине-красными нашивками на рукавах. Гренадеры в шлемах Адриана с гребнем, с короткими автоматами. Любезные русские офицеры, заменившие уставные сабли на короткие палаши. Они строем проходили по улицам, размещались во временных казармах.

Впрочем, патрулей на улицах не наблюдалось. Документов никто не проверял, облав и оцеплений не устраивал. Русские считали эти земли родными, а всех живущих здесь – братьями.

Львовяне, испытавшие шок после августовского ухода польской власти, когда по улицам бесконечной колонной двигались грузовики с имуществом и документами, не работала почта, закрывались магазины, а на вокзале напуганные люди штурмовали переполненные составы, уходящие в Краков, постепенно приходили в себя.

Заработала связь, поезда возобновили регулярное сообщение с городами Украины и России. Один за другим открывались магазины, рестораны, стали выходить газеты на русском, украинском и польском языках. Львовская опера расклеивала афиши о предстоящей премьере.

Теперь горожане с некоторым даже любопытством разглядывали бравых усачей, стоявших на часах у временных советов самоуправления, у штаба дивизии, разместившегося в Доме инвалидов, у казарм российских гарнизонов. Вновь дребезжали на улицах трамваи, и на тротуарах появились мужчины в деловых костюмах и женщины в элегантных платьях.