- Он что-то сделал? Не слушается вас? Грубит?

- Нет, Ваня прекрасный мальчик, и у нас с ним полное взаимопонимание.

- Тогда в чем дело? О чем я должен поговорить с сыном?

- Иван рассказывает детям на детской площадке о том, что я его мама, - выпалила я.

- И что? - не понял Родимцев.

- Он говорит, что я его мама, и у нас семья, - повторила медленнее.

- Вы считаете, что это плохо?

Я растерялась.

- По-вашему, это плохо? - серьезно спросил Родимцев. - Вам неприятно, что окружающие будут считать вас его матерью?

- Речь не обо мне.

- Тогда о ком? Объясните, пожалуйста, я не понимаю.

- У Вани есть родители, - попробовала объяснить ему.

- Екатерина Алексеевна, я, как никто, об этом знаю.

- Тогда почему вы ничего не делаете?

- А что я должен делать, по-вашему?

- Напомнить его матери, что у нее есть сын!

- Спасибо! - разозлился Родимцев. - И как это я без вас не догадался, что мне делать? А теперь вы появились и озарили мой путь! Но знаете что, путеводная звезда? Я как-нибудь без вас разберусь!

- Вижу, как вы разбираетесь! - я тоже перешла на повышенный тон. - Я прекрасно понимаю, что вы работаете, и у вас нет возможности проводить с сыном все время, но у мальчика есть мать! Хорошо, вы не живете вместе, но от этого она не перестала быть матерью Ивана. Неужели так сложно договориться, ведь взрослые же люди. Ваня фантазирует о матери не потому, что я ему нравлюсь, а потому, что шестилетнему малышу нужна мама! Неужели это так трудно понять?

- Пошла вон! - вскочил Родимцев.

Мне показалось, что он сейчас набросится на меня с кулаками. Стало страшно. Не рискуя дискутировать дальше, я пулей выскочила из кабинета. Вслед мне полетело что-то тяжелое. Ну, вот и поговорили.

Вечером, уложив Ивана спать и выйдя из душа, услышала стук в дверь. Запахнула халат поплотнее и пошла открывать дверь. На пороге стоял Павел Петрович.

- Я могу войти? - поинтересовался вежливо и добавил: - Прошу прощения за поздний визит.

- Проходите, - нехотя посторонилась, пропуская его.

Он прошел в гостиную, по-хозяйски устроился на диване, достал сигареты.

- Пепельница у вас найдется?

- Я не курю.

- Тогда давайте выйдем в сад, - предложил Родимцев. - Я покурю, и мы поговорим.

Мне совершенно не хотелось с ним никуда идти. И говорить не хотелось. Мне даже смотреть на него было неприятно. Хам, дурак и псих.

- Пойдемте, - Родимцев встал с дивана и направился к двери.

- Спасибо, нет.

- Не хотите со мной говорить? Обиделись?

- Устала и хочу лечь спать.

- Хорошо.

Он вышел на крыльцо, потом обернулся и сказал:

- Вы правы, Ивану не хватает матери. Но вас он называет мамой потому, что вы ему очень нравитесь. Спокойной ночи.

- Приятных снов, - ответила и стала закрывать дверь.

- Через десять дней мы улетаем в Уганду. Вы, Иван и я, - заявил Родимцев и ушел.

9. 9.

Гувернантка. Это звучало как-то странно, по колониальному, что ли. И чего он уцепился за это слово? Уже потом пришло на ум гораздо более подходящее «воспитательница», но из песни, как говорится, слов не выкинешь.

Искать эту самую гувернантку предстояло в Москве, ведь Пашке очень хотелось, что бы за сыном непременно присматривала русская. Хватит уже с него чужого языка, ведь в свои неполные шесть лет мальчик одинаково хорошо говорил и на английском, и на арабском. По-русски тоже говорил, но только с отцом. А больше никого в жизни маленького Ивана и не было.

Выбирать предстоящую воспитательницу предстояло Рокотову. Во-первых, он-то как раз жил в Москве, во-вторых, у него было масса возможностей, и, в-третьих, кому еще можно было доверить это важное дело, как не проверенному боевому товарищу?