Кузнец был поглощен работой: украшал насечкой шлем, который уже успел примерить к голове гостя. Подмастерье в это время раскладывал на деревянном столе уже готовую длинную кольчугу, тщательно проверяя прочность петель и собираясь подгонять к ней пояс, а ученики что есть силы налегали на меха – самое главное, меч и щит, мастеру еще предстояло заканчивать.

Вся эта суета не мешала Эдгару вести оживленную беседу со своим гостем, а точнее гостем и одновременно заказчиком, хотя всякий, кто сумел бы прислушаться к их беседе, заглушенной лязгом, скрипом и грохотом, отметил бы, вероятно, что беседуют они запросто, как близкие друзья.

Они и были друзьями и, хотя не видались почти год, им легко было общаться: оба знали друг друга с самого раннего детства.

– Дух захватывает от твоих рассказов, Луи! – воскликнул молодой кузнец, поворачивая шлем и придирчиво рассматривая только что нанесенный узор. – Ты столько пережил за это время, что хватит, кажется, на целую жизнь. Кстати, ты ведь так и не объяснил, каким образом отправился в поход с армией германского императора? Разве Фридрих Барбаросса когда-либо жаловал нас, франков? Разве звал в свою армию?

В ответ гость кузнеца только пожал плечами:

– Призыв принять Святой Крест уравнял всех, Эдгар. На время уравнял… Но если быть точным, то все получилось само собой. Я был в Нонанкуре как раз тогда, когда там собрались короли, французский и английский, и епископы, и вся знать, чтобы обсудить будущий Крестовый поход. И нескольким рыцарям, мне в их числе, было поручено сопровождать Тирского архиепископа Вильгельма в Германию, чтобы его преосвященство своими пылкими речами убедил императора Фридриха отправиться со своим войском к Иерусалиму. И, как оказалось, старика-императора не надо было особенно убеждать! Весть о том, что проклятые сарацины захватили священный город и хозяйничают у самого Гроба Господня, так потрясла германцев, что они позабыли всю свою спесь и умудрились выступить прежде нашего. Архиепископ отправился с Фридрихом, и мне, как ты понимаешь, очень не захотелось покидать его свиту.

– В этом ты весь! – усмехнулся Эдгар. – Была бы где-то драка, уж ты к ней поспеешь… Но, однако, расскажи, что было после того, как войско прошло Грецию. Греки, говоришь, встретили крестоносцев дурно?

– Дурнее некуда! – Луи бросил в рот еще пару орехов и с хрустом их разгрыз. – Точно они не христиане… Может, конечно, им не так уж и нравилось, что через их земли движется громадная армия германцев, которую, согласно договору, надо кормить. В этом я их, пожалуй, понимаю. Однако зачем же вести себя хуже разбойников? Они нападали на отдельные наши отряды, особенно на обозы, убивали, грабили. А в Филадельфии нам просто отказали в выдаче продовольствия. Тут уж сдержанные тевтонцы рассвирепели – высадили городские ворота, и началось!.. Не вмешайся старый Фридрих, его рыцари завалили бы город трупами. Я до сих пор удивляюсь, как ему удавалось так подчинять себе людей. Как бы там ни было, но стало даже легче, когда мы миновали Грецию. В конце концов, всегда лучше знать, что враг это враг, а друг это друг.

Дальше был ужасный переход через горы и через соленые пустыни, где земля от жара вся в трещинах и на теле от любой царапины появляются язвы – соль разъедает кожу… Сколько в этих горах и в пустыне пало лошадей, считать не берусь. Людей погибло тоже немало, хотя, надо сказать, германцы умеют выносить и очень тяжкий путь. К тому же шли с верой и с молитвами.

Право, тошнит, когда слышишь речи умников, рассуждающих о том, что крестоносцы идут в поход лишь ради золота и богатств!