Но однажды вечером, когда Анджела выдирала ненужные волоски щипцами и чересчур переусердствовала, так что из паха пошла кровь и мы опоздали к донне Лукреции, которой должны были помочь одеться для приема в Ватикане, я все-таки спросила:

– Зачем ты это делаешь?

– Для моих грехов, – ответила она, рассмеявшись, потом стала почти серьезной, если не считать заметных ямочек на щеках, отпечатков, оставляемых улыбкой, точно так, как голова оставляет след на подушке. – Ипполито это нравится.

– Ипполито? Кардиналу Ипполито? Ты хочешь сказать, что ты?..

С недавних пор Анджела не всегда ночевала в собственной постели и всякий раз говорила, что ухаживала за донной Лукрецией, которой нездоровилось. Донна Лукреция частенько болела, поэтому я ничего не заподозрила.

– Ты оказала мне услугу, когда тебя стошнило.

– И ты позволила ему?.. Ты ведь не замужем.

– Он действует очень умело. – Она огладила ладонями не по моде полную грудь, бока и живот. – Очень умело, – повторила Анджела. – А когда его набожный отец умрет, чего осталось ждать недолго – он стар, как Мафусаил, – сестра Лукреция подберет мне покладистого мужа, вроде тех мужчин, за которыми была замужем ее матушка. Большинство мужчин мирятся с ролью рогоносца за хорошую плату. Готова поклясться, старик делла Кроче[14] считал за честь, что дядя Родриго одаривал вниманием его жену.

Я поразилась. Похоже, с той минуты, когда Анджела поймала взгляд кардинала над моим распростертым телом, она сразу принялась планировать свое будущее.

– Никому не говори, – попросила Анджела. – Во всяком случае, пока мы не переберемся в Феррару.

– Хорошо. Но Анджела…

– Что? Подумай о монне Ванноцце.

– Я и думаю. Четверо детей от дяди Родриго, а она до сих пор пользуется его защитой, хотя сейчас уже старая и страшная. Она обеспечена на всю жизнь.

– Но Лукреция ненавидит ее, Хуан мертв, а Джоффре…

– Чезаре обожает мать. Это чего-то стоит.

Я не знала, чего именно, но сочла разумным промолчать, хотя беседовала не с кем-нибудь, а с Анджелой. Она, конечно, моя подруга, но все-таки родственница Чезаре.

– Ой, только не нужно изображать чванливую особу, – продолжила Анджела. – Будешь так поджимать губы, появятся морщины. Ты же не хочешь, чтобы твой рот стал, как у моей кузины Джеронимы, похожим на собачий зад.

Я представила эту картину и зашлась хохотом. Анджела тоже заразилась моим весельем и согнулась от смеха пополам, так что маленькая капелька крови скользнула на живот.

– Позволь, я вытру. – Я задыхалась, пытаясь прийти в себя. – Неужели твоему любовнику понравится, что ты идешь на такие муки ради его удовольствия? – Я плюнула на платок, наклонилась к Анджеле, но не успела дотронуться до ее ранки, как она обняла меня и поцеловала прямо в губы, пройдясь по ним кончиком языка.

– Тебе нужен собственный любовник, – промолвила она, отступая на шаг и прикладывая палец к моим сомкнутым губам.

– Мне повезет даже просто заполучить мужа, если мы не поспешим к мадонне, – произнесла я, надеясь, что Анджела не уловит дрожи в моем голосе.

– Тогда пошевеливайся, помоги мне одеться, – сказала она и принялась кружить по маленькой комнатушке, подхватывая на ходу сорочку и чулки в ритме дикого танца. Она топотала маленькими смуглыми ножками по ковру возле кровати и веточкам сушеного розмарина, выпавшим из сложенного белья. Анджела была самым прелестным созданием из всех, что я видела. В то время я была готова умереть за нее.

Я чувствую твое тело, словно мы снова танцуем. У тебя тонкая талия, а у меня не болят кости, не то что сегодня, стоит подуть ветру с гор. Ты только послушай. Я говорю как старик, ударившийся в сентиментальные воспоминания о своей первой возлюбленной, которой ты была, разумеется, и остаешься.