– Запомню, – стиснул Юра зубы. – Говори. А я решу, интересно это или нет…

Вера стояла там же, где он ее оставил – возле окна в кухне, и смотрела сквозь пыльное стекло на своего старого друга. Он сидел на скамейке и с кем-то говорил по телефону.

Новости были нехорошими, это она поняла сразу. Юра ни разу не поднял головы, не посмотрел на ее окна. Смотрел на пыльный асфальт и беззвучно шевелил губами. Потом он убрал телефон в карман штанов и еще какое-то время сидел на скамейке, потирая затылок растопыренной пятерней.

Подбирает слова!

Внутри все сжалось, заболело, к горлу подкатила тошнота.

Почему?! Почему она ни разу не позвонила Денису из поездки?! Потому что у них не было принято? Все было на доверии?

Да к черту условности и все договоренности мира! Она должна была позвонить, должна была его проконтролировать, наставить. А вместо этого она занималась своими делами. И ни разу, ни единого разу не обеспокоилась. Она так и не стала ему родной матерью, хотя все эти годы стремилась. Материнский инстинкт продиктовал бы ей, он просигналил бы об опасности, и она позвонила бы Денису. Она все бросила бы к чертям и бросилась ему на помощь. Она бы спасла его, как бы сделала настоящая мать.

Но она не была настоящей матерью. И инстинктом не обладала. Она убила его – этот инстинкт. Вместе со своим не родившимся малышом убила.

– Сволочь… – простонала Вера, наблюдая за тем, как медленно Юра идет к подъезду. – Какая же ты, Вера, сволочь!

Прошло три минуты, пять, десять? Куда он пропал? Он что, на каждом этаже, на каждой ступеньке джигу пляшет?!

Наконец-то! Вошел, застыл в дверях кухни, молчит.

– Ну! – прикрикнула она на него скрипучим голосом. – Что ты узнал?!

– Ты только раньше времени не бесись. Ничего еще не известно. И все может быть в порядке. Не бесись, Верочка, – попросил он, но очень неубедительно это прозвучало.

Все! Ну вот и все! Сейчас Юра это скажет…

Вгонит в ее грешную душу осиновый кол. И она – старая ведьма – подохнет прямо тут вот: под батареей на своей кухне. Свернется клубком и подохнет. Потому что без Дениса она жить не будет. Ни за что!

– Говори, – прошептала она. – Давай уже покончим с этим.

– Неделю назад, в ту ночь, как мы уехали, ограбили Сергеева.

– Того самого Сергеева? – не оборачиваясь, уточнила Вера.

А в голову больно ударило: а она ведь подозревала, что ее мальчик что-то такое затевает. Ныла ее душонка, и еще как ныла.

– Того самого.

Она угадала, что Юра кивает.

– Что украли? Ценности, картины, деньги?

– Ты не поняла, Верунь, – отозвался ее старый друг. – Обокрали сразу три его ювелирных магазина.

Она медленно повернулась. Прищурилась. Произнесла, не слыша собственного голоса:

– Вот как?

– Да. Сразу три. – Юра снова распластал пятерню на затылке.

– Нашли грабителей?

Она оглохла? Почему она не слышит того, что произносит? Или ей только кажется, что она говорит, а на самом деле слова вязнут во рту, не пробиваясь сквозь тесно сжатые зубы.

Но Юра отвечает ей, значит, слышит.

– Нет, конечно, – фыркнул Юра почти весело и неожиданно задвигал ступнями по полу кухни, словно собрался станцевать. – Не для того грабили!

– Я поняла тебя, – оборвала она его веселье. – И? Что ты хотел мне сообщить важного?

И вот тут Юра запнулся.

Важное было страшным. Или он пока не был в этом уверен? И не успел подобрать нужных слов, пока шел от скамейки до двери ее квартиры?

– Говори как есть, Юрик, – снова странным неслышным голосом попросила Вера.

– Ограбили одновременно сразу три точки. Охрану опоили чем-то. Сигнализацию отключили, – принялся он мямлить, очень внимательно рассматривая свои носки.