– В твоей крови мало немецкого, быть может, от этого такое отношение? – задумчиво проговорила Людмила. – А для меня эта тема всегда была больной.

– Меня волнуют другие темы… – окончательно потеряв интерес к разговору, сказала Маша.

– И какие же, если не секрет?

Впервые, быть может, за все время их общения, растянувшееся на годы, между ними пробежал холодный сквозняк, который отрезвил их на минуту, дав почувствовать, что они совершенно чужие люди, хоть и родные по крови.

– Люда, у меня родители разводятся, ты разве не знаешь?

Константин Самойлов, молодой мужчина в черной майке и черных джинсах, остановился посреди комнаты и задумался. Так много предстояло сделать, и все дела такие тяжелые, невыносимые, наполненные тоской и безысходностью, что ему вдруг захотелось исчезнуть. Но не умереть, а именно исчезнуть на время, чтобы кто-то невидимый и сильный взял его за шиворот и поднял надо всей этой траурной круговертью, и держал так, в подвешенном состоянии, до тех пор, пока все не утрясется, пока не снимут с зеркал черную материю…

– Костя, ты чего остановился?

К нему подошла его сестра Рита, шатенка с черной лентой в волосах, в черном платье и черных чулках (и это в жару!).

– Уф… Жарко… просто мозги плавятся… – очнулся Константин. – Хоть бы у них там, в морге, с электричеством перебоев не было, как мне рассказывал один мой знакомый…

– Вот о чем ты думаешь! А ты не думай, все будет в порядке.

– Да у меня же вообще вся жизнь в полном порядке.

– Главное, держи себя в руках. Ты не должен выдать себя, свои чувства. Ведь ты любил ее, любил?

– Рита, прошу тебя…

– Ладно-ладно… просто завтра похороны, соберутся люди, и ты должен будешь вести себя очень сдержанно… Ну да, жаль, конечно, что умерла совсем молодая женщина, но она была тебе не жена, а лишь сестра жены… Ты понял?

– Тебе легко так говорить, а Лена для меня была… Я даже дышать без нее не мог, я постоянно думал о ней, считал часы, минуты до наших свиданий, да я просто… не знаю, как сказать… Она была для меня всем!

– Тогда почему не развелся с Эммой?

– Боялся…

– Чего боялся-то?

– Того и боялся… что произошло… понимаешь, отношения так накалились, знаешь, словно в воздухе замерло электрическое облако, готовое вот-вот разрядиться и сжечь все вокруг…

– Думаешь, Эмма вас подозревала?

– Я не знаю. Она же молчит. Она постоянно молчит. Думаю, что это ее молчание сослужит ей нехорошую службу и ей дадут максимальный срок.

– Да уж, судьи этого не любят, когда молчат…

Неделю тому назад жена Константина, двадцатипятилетняя Эмма Самойлова, вернувшись из Геленджика домой раньше на два дня, застала мужа в их спальне в постели с ее родной девятнадцатилетней сестрой Еленой Багаевой и зарезала ее кухонным ножом, после чего сама рухнула без чувств.

Очнувшись, хотела тотчас вызвать полицию, да Константин не разрешил, вызвал сестру Риту – обсудить создавшееся положение.

– Вы что, идиоты совсем?! – заорала на них Рита, увидев залитую кровью постель и мертвую Елену с ножом в животе. – Уроды! А ты, Эмма, что ты наделала? Она же была твоей сестрой! Она мертвая, ты понимаешь?

И она наотмашь ударила и без того находящуюся на грани помешательства Эмму по щеке.

Эмма, как приехала с моря в белых шортах и красной майке, загорелая, отдохнувшая, красивая, так и стояла теперь рядом с бездыханным телом сестры, но только забрызганная ее кровью и очень бледная.

– Я бы и тебя, скотину, убила, если бы не потеряла сознание, – прошипела она, косясь в сторону мужа. – Как вы могли? Ты – мой муж, она – моя сестра… два ножа предательства забили мне в спину, это ничего? А я только один! Верни мой телефон, я сама вызову полицию и во всем признаюсь и все расскажу!