Впрочем, все это скоро выветрилось у Веры из головы, потому что включился бешеный рабочий режим. И это было здорово, снова держать вожжи в руках и осознавать, что не вся еще вышла в тираж.

***

Утро понедельника, совещание как всегда. Вика с опущенной головой сидела рядом с шефом. В общем-то ничего из ряда вон выходящего не случилось, в работе отделов не было сбоев, но по лицу Верховцева гуляли мрачные тучи, и свою долю «пряников» получили все присутствующие.

После совещания Вика мышкой прошмыгнула в его кабинет, и встречать шефа ей пришлось на этот раз не в одной из комнат отдыха - спален, а на рабочем месте, где ее ожидал очередной разнос, теперь уже персональный. И ведь ничего ужасного, такого, за что бы ее следовало наказывать, она не сделала! Ничего абсолютно.

Всего лишь вчера утром заикнулась, что неплохо было им навестить его маму. Проведать, может быть ей что-нибудь нужно? Это же так естественно, заботиться о своих престарелых родителях! Она могла бы помочь...

- Вика, - проговорил медленно. - Не надо лезть, куда тебя не просят.

И замолчал. Но надо было видеть, как в тот момент загорелись злостью у него глаза, он был похож на разъяренного тигра. Он был реально страшен! Вика сто раз пожалела, что вообще подняла эту тему. Весь день он потом с ней не разговаривал.

А сегодня вот...

Она же хотела как лучше, объединить семью, сделать его жизнь полнее, ярче.

Боже, как трудно с этим человеком! Как трудно подобраться к нему и не ошибиться, не обжечься. Но если она хочет чего-то достичь, то терпение, терпение и еще раз терпение. И от идеи наладить контакт с его матерью Вика тоже не отказалась. Как бы Саша не ершился, Вика знала, мама в жизни любого мужчины имеет большое значение.

***

Единственное приятное, что было у Верховцева за прошедшие выходные, так это общение с сыном более или менее наладилось. До последних событий мальчик воспринимался им довольно абстрактно и существовал в его жизни как бы параллельно, вместе с Верой. А теперь, увидев в нем свое отражение, Верховцев не мог не ассоциировать его с собой.

Просто, странно оказалось внезапно обнаружить, что сын на самом деле уже взрослый. О некоторых вещах с ним можно было говорить даже на равных. А в чем-то, Верховцев этого не признать не мог, девятилетний мальчик со своей детской правотой заставлял его, сорокадвухлетнего состоявшегося мужчину, корчиться от стыда.

Потом ему дико хотелось оправдаться. Объяснить пацану, почему все так бывает во взрослой жизни. Но он не находил слов и это выедало его изнутри. А говорить с мальчиком откровенно, как мужчина с мужчиной, был не готов, это слишком смахивало бы на исповедь. Однако, чтобы доказать самому себе свою правоту, поговорить и объяснить сыну надо было.

Ущербно же все это ощущалось, аж на языке горчило...

Но гораздо больше раздражало другое. Верховцев поражался, почему женщины не могут понять ни своей роли, ни своего места? Что заставляет их все портить?

Стоило только подумать о том, что Вера сделала, испытывал самое настоящее бешенство. Черт бы ее побрал, неужели она не понимала?! Она была его женой десять лет. Принадлежала ему, была его женщиной. ЕГО, бл***!

Как будто он мог вот так просто взять и оборвать все контакты, выбросить ее нах***?! Он и не собирался этого делать. В мыслях не было!

Она же должна была соображать, если отношения изжили себя в одном качестве, они просто переходят в другое! Да, он ушел от нее. Но Вера всегда занимала бы в его жизни некое почетное место, как мать его сына. А демонстрация, которую она устроила, была просто оскорбительна для его мужского достоинства.