Мотоцикл стоял на небольшом возвышении, и черный ручей стекал за пределы гаража в небольшой овраг, навсегда унося следы утренней поездки. Андрей старался промыть углубления протектора, зная, что грязь на колесах позволяет доказать – именно этот мотоцикл был в какое-то время в этом месте. Вода, унося песок, как бы омывала и душу, очищая ее от слабых угрызений совести, от боязни разоблачения. Андрей не просто мыл мотоцикл, он смывал с себя ощущение вины. Очищался и мотоцикл, это уже было не серое механическое сооружение с фальшивым номером – проявились никелированные части, вспыхнул красным цветом бак, заиграли на солнце фара, габаритные фонарики, заискрились спицы, проступили мордашки наклеенных на бак красоток.

Но слова Махнача не забывались. Андрей снова и снова вспоминал падающего после выстрела человека, его удивленное лицо. Андрей видел того человека шагающим, потом расширенные глаза, грохот выстрела, человек отшатывается, падает… А дальше их бросило к забору, но Махнач успел вырулить, и, проскочив переулок, они по приготовленной доске въезжают в кузов грузовика.

Сзади приблизилась чья-то тень. Оглянувшись, Андрей увидел Подгайцева. Тот внимательно наблюдал за работой, но был в его глазах еще какой-то смысл, он не просто интересовался, хорошо ли отмывает Андрей мотоцикл.

– Ну как? – спросил Андрей, ощутив неловкость.

– Ничего. Колеса лучше промывай. Чтоб от того переулочка не осталось ни единой песчинки. Номер поправил? Хорошо… Протри бензином, чтобы следов ленты не осталось. И шлем вымой, на всякий случай.

– Зачем?

– А затем, мой мальчик, что, когда тебя заподозрят в чем-нибудь, и твой номер отдадут на экспертизу, и твой шлем, а тебя самого станут просвечивать да прощупывать.

– Думаешь, будут прощупывать?

– Чего не бывает, – криво усмехнулся Подгайцев, и опять не понравилась Андрею его улыбка – был, все-таки был в ней второй смысл, в чем-то опасный. – На всякий случай. Не помешает. И тебе спокойнее, и всем нам не так страшно. Да, где обрез?

– А вон, – Андрей показал на обрез, лежащий на скамейке у здания конторы. Освещенный солнцем, он хорошо выделялся на фоне выгоревшей доски.

– Ты что?! Быстро!

Андрей не успел удивиться резкой перемене в тоне Подгайцева, не успел даже обидеться – какая-то сила заставила его броситься к скамейке. Нагретые на солнце стволы обжигали ладонь. Переломив обрез, он вынул две горячие латунные гильзы.

– Забудь, что он был у тебя, и не вздумай никому о нем напомнить. Даже мне, понял. Чтоб я и не слышал о нем ни слова. – И, прихватив обрез, Подгайцев заторопился в контору.

В окно было видно, как он набирает номер телефона.

«Кому это он все время докладывает? – подумал Андрей, возвращаясь к мотоциклу. – Что-то они в самом деле засуетились. Ну, сделали дело, вернулись в целости и сохранности, без потерь в живой силе и технике. Что же их так растревожило? Да еще Вовчик со своими опасениями…»

– Кончай, – услышал он голос Подгайцева за спиной. – Хватит мыть. Теперь вот что… Садись на мотоцикл и погоняй по грунтовке минут десять.

– Зачем, Михей?

– Слишком чистый он у тебя. Нельзя, чтоб он был таким чистым. Вроде специально отмывал.

– Но ты сам сказал…

– А теперь говорю другое! Садись и прогони несколько километров. Чтоб была на нем пыль, грязь, но не из того дурацкого переулка.

– Поеду домой – запылится, – беззаботно ответил Андрей.

– А я говорю – сейчас! – сорвался на крик Подгайцев. – Понял? Сию минуту! – Его длинные волосы, взмокшие еще в грузовике, не просохли, узко поставленные глазки горели злобой, но в них явно проступал страх.