В. Б. Перхавко в работе 2012 г. отметил, что мнение Г. Л. Фриза об использовании понятия «чин» только при описании привилегированных служилых классов «нуждается в корректировке». Историк вполне справедливо указал в том числе на первую статью 10-й главы «О суде» Соборного уложения 1649 г., где должностным лицам предписывалось отправлять суд «всем людем Московского государьства от большаго и до меньшаго чину въправду»[251]. По мнению самого В. Б. Перхавко, «…в России с середины XVI в. стала складываться чиновная структура феодального общества… В стране возникла лестница чинов: боярских, придворных, дворянских, приказных, купеческих, духовных и иных…Московские служебные чины (ранги) обозначали предсословные группы, позднее, в XVIII в., слившиеся в сословия»[252]. В определенной степени такое мнение наследует позиции В. О. Ключевского, который в лекционном курсе «Терминология русской истории» (1884–1885) утверждал, что в Московском государстве XVI–XVII вв. «…общество дробилось на множество иерархических разрядов с незаметными отличительными чертами. Иерархические эти разряды получили особое название – чинов (здесь и далее в цитате курсив Ключевского. – Авт.). Можно распределить эти чины прежде всего на две группы: чины служилые и чины земские, или жилецкие люди»[253].
Кроме того, в историографии можно встретить мнение, что понятие чин в Московском государстве было эквивалентом понятия сословие. Так, П. В. Седов полагает, что «язык XVII в. не знал иноземного слова “сословие”, а вместо него употреблялось привычное слово “чин”»[254]. Так или иначе, эти три позиции схожи в том, что они определяют чин в качестве общей категории, с помощью которой люди Московского государства строили свои социальные классификации. Соответственно, именно понятие «чин» должно быть отправной точкой при изучении социальной стратификации России XVII в.[255]
Однако при обращении к самому значимому памятнику права Московского государства – Соборному уложению 1649 г. – можно обнаружить несколько иную картину. В этом законодательном акте понятие «чин» при построении обобщающих социальных категорий использовалось в составе ряда выражений: «священнический чин»[256], «Московского государьства всяких чинов люди»[257], «всяких чинов ратные люди»[258], «всяких чинов служилые люди»[259], «торговые всяких чинов люди»[260], «иноческий чин»[261], «всяких чинов люди, которые государевым денежным жалованьем верстаны»[262], «патриарши и митрополичьи и архиепископские и епископские дьяки, дети боярские и иного чина домовые люди»[263], «городские и уездные всяких чинов люди»[264], «всяких чинов руские люди» (противопоставлялись «всяким ясачным людям», «чужеземцам», «татарам, и мордве, и чувашем, и черемисам, и вотякам, и башкирцам»)[265], «всяких чинов вотчинники и помещики»[266], «московские всяких чинов люди»[267], «всяких чинов служилые и приказные люди»[268], «боярские и иных чинов люди и крестьяне»[269], «всяких чинов жилецкие и уездные сошные люди»[270]. Данный список позволяет сделать вывод, что «чин» использовался как наиболее общее социальное понятие только в двух случаях, связанных с православной церковью (священнический чин и иноческий чин). В остальных случаях составители Соборного уложения для социальных группировок использовали как наиболее общую категорию понятие люди. В подавляющем большинстве случаев она описывала людей, объединенных неким признаком. Последний фиксировался тем или иным определением, добавляемым к понятию «люди», и в том числе это определение выражалось словосочетанием с использованием понятия «чин». Чин указывал скорее на обладание человеком должностью или позицией (