Игнатьев сидел в кресле перед камином в летнем домике, пил водку прямо из бутылки и безжизненно смотрел на разгорающийся огонь. Я поставил виски на стол, опустился в кресло рядом и тоже отрешенно смотрел на пламя. Мы молчали, оба погруженные в свои мысли и боль. Время словно застыло…

– Извини. Поэтому я и не хотел тебе говорить про ту ночь в Питере, чтобы не разрушить твои чувства, – сказал я едва слышно, обрывая тишину.

Я взял бутылку виски, откупорил и сделал глоток.

Матвей медленно перевел пустой взгляд с камина на меня.

– Извини? – с затаённой обидой усмехнулся он. – Ты не обо мне беспокоился, а о себе. Ты не хотел, чтобы Вика узнала. Хватит лгать.

Матвей встал, подошел к комоду в углу и вытащил маленькую черную коробку. Присел обратно, поставил ее на колени и небрежно скинул крышку на пол. Игнатьев смотрел внутрь коробки как пират на сундук с сокровищами. Он не спеша вытащил фотографию.

– Знаешь, этой фотографии двадцать лет, – он развернул ее и показал мне. На ней улыбалась восьмилетняя Милена в розовом платье. – Столько же я люблю ее. – Задумавшись он поправил себя: – любил, – смял фотографию в комок и бросил в камин. Она мгновенно превратилась в пепел.

– А здесь… – вытащил новый снимок, показывая мне. Они стояли вместе около фонтана в саду моего дедушки. – Нам по двенадцать лет, в этот день она поцеловала меня в щечку.

Фотография повторила судьбу предшественницы.

– Не надо. Оставь их, – полушепотом попросил я.

– Нет. Мне больше не нужны эти снимки. Ты разбил все надежды на отношения с ней и поставил жирную точку. – Его голос дрогнул, но каждое слово звучало с непреклонной решимостью. Он достал еще одну фотографию, глубоко вздохнул и передал мне: – А здесь нам шестнадцать…

Матвей с Миленой сидели на диване на одной из домашних вечеринок, девушка смотрела в камеру, а он – на нее. Я вернул снимок, а Матвей порвал его на мелкие кусочки и подкинул в воздух.

– Оказывается, так просто расставаться с прошлым, – он старался говорить уверенно, но получалось только с содроганием и надрывом.

Друг обхватил ладонью бутылку с алкоголем, сделал несколько глотков, сморщился и поставил обратно. Вытащил из коробки еще одну фотографию:

– А здесь нам двадцать два года. Я приехал поздравлять ее с окончанием университета.

Он смял фото в руке и выкинул в огонь к остальным, уже превратившимся в пепел. Достал последнюю фотографию…

– А эта сделана в прошлом году на вечеринке. Нас снимал мой брат Алекс, ты тогда путешествовал по Азии. Тем вечером мы в первый раз переспали. Она не помнит этого, но запомнил я…

Он мельком медленно разорвал снимок на две части и отправил в камин.

Матвей перевернул коробку.

– Больше никаких воспоминаний о ней, – прошептал он и швырнул ее в пламя, затем подхватил бутылку и отпил. – Ты уничтожил во мне любовь, самое прекрасное чувство… Как и в себе. Хотя бы это согревает мою искалеченную душу.

Я глубоко вздохнул и вспомнил Вику. Мы с другом одновременно откинулись на спинки кресел и смотрели на догорающий огонь в камине, каждый думая о своем. Мое тело болело, но не так сильно, как сердце.

Веяло прохладой из приоткрытого окна, а из соседнего коттеджа ветер доносил отголоски песни:

В камине в шесть утра

Фотография твоя

Горят воспоминания

О тебе

У камина в шесть утра

Разбитая душа

И все твои обещания – пустота…^>2

Делая последний глоток виски из бутылки и глядя на камин с оставшейся горсткой золы и дыма, я вытащил телефон из кармана брюк и вызвал такси. Матвей допил остатки алкоголя и быстро вырубился, положив голову на изголовье кресла.