– Санта я или не Санта, в конце концов? – возмутился тот.

Кармен не смогла сдержать улыбки.

– Санта, Санта. – Она кивнула Монголу. – Садись. Все равно не отстанет, пока все не съедим.

– Это точно, – ухмыльнулся Слон.

– Да я не против, – пробормотал Монгол и с ухватками старого солдата, привыкшего обходиться без церемоний, принялся сооружать себе большущий бутерброд.

– Жаль, кипятильника нет, – посетовал Слон. – Сейчас бы чайку – милое дело.

– Эй, обжора, – послышался в наушниках голос Старого. – Не разлагай мне личный состав.

– Я не разлагаю, а укрепляю, – огрызнулся Хоботенко. – В здоровом теле здоровый дух – слыхал такую мудрость?

– Слыхал, – ответил Старый. – А ты слыхал, что ложкой и вилкой мы копаем себе могилу?

В наушниках послышался характерный, как бы кашляющий, звук – это засмеялся Клоп, поневоле слушающий беседу.

– Я бы всю жизнь так копал, – откровенно признался Слон. – С утра до вечера: копал бы и копал…

Теперь уже смеялись и Кармен, и Монгол. Не смогли сдержать улыбки даже строгие офицеры в Москве: аппетит капитана Хоботенко давно вошел в поговорку среди сотрудников Первого отдела.

Не смеялся только коренастый человек в коридоре. Он снова подкрался к номеру новобрачных и внимательно слушал, что в нем происходит. Но, как ни старался, не мог уловить ни звука – весь разговор происходил на таких пониженных тонах, а двигались спецназовцы так бесшумно, что прослушивание их через дверь было делом абсолютно бессмысленным.

Утром Кармен и Монгол вышли к завтраку. Слон пересидел это время в номере, перебиваясь все тем же сухпайком, который притащил с собой. Унести что-либо с собой в номер коллеги при всем желании не могли: это было бы слишком заметно. И придирчивая Кармен не поленилась проследить за тем, чтобы Монгол из сочувствия к Слону не пронес ему булочку или эклер. Теперь, когда близилась решающая фаза операции, они не могли допустить даже малейшей ошибки.

Старый, лежа на крыше сарая с инвентарем, наблюдал за оживлением жизни на базе.

Оживление, надо сказать, было довольно вялым. Народ тут подобрался в основном не юный, ищущий не столько экстрима, сколько тишины. Поэтому раскачивались долго и выходить на трассу не торопились. Тем более что солнце запаздывало, с гор тянуло вьюжной поземкой, и все с удовольствием ждали погоды в мягких креслах.

– Кармен, как у вас? – спросил Старый.

– Порядок, – отозвалась молодая женщина.

– Слон живой?

– Живее всех живых, – откликнулся в ту же секунду капитан Хоботенко.

– Славно. К встрече гостей готовы?

– Готовы. Были бы гости.

– Будут.

– Ну-ну…

Мэгги и Дик оставались сегодня в номере. Мэгги за завтраком не преминула пожаловаться всем окружающим, как ужасно она себя чувствует – результат вчерашнего катания на лыжах – и поклялась, что весь день проваляется в постели.

Дамы, конечно, позлорадствовали – в том смысле, что им-то было хорошо известно, отчего она себя так плохо чувствует. Четыре бокала мартини (они считали каждый) кого хочешь свалят с ног. Но вслух посочувствовали бедняжке и снабдили ее целой горой лекарств. Дик, чуткий муж, не мог покинуть жену. Таким образом, их сегодняшний невыход на трассу получил полное и всех удовлетворившее объяснение.

– Французы завтракали? – спросил Белов.

– Завтракали, – доложила Кармен.

– Как реагировали на вас?

– Нормально.

– Старались не замечать, – вставил Монгол.

– Понятно. Кармен, как вел себя «твой»?

– Все время отводил глаза, – фыркнула молодая женщина.

– Это любовь, – заметил Слон.

– Заткнись, – посоветовала ему Кармен.

– Зря ты так, – ничуть не смутился Хоботенко. – Пожалела бы парня.