В город на следующий день они не попали.

Полоса кустарников кончилась, тракт проходил через светлый бор. Местами сосновые корни взломали каменную кладку, но в целом дорога уцелела, идти было легко. Раллих держал наготове лук, высматривая добычу, но дичи не попадалось. Зато начались неприятные события. Поначалу показалось, будто одна из сосен накренилась и падает. Треск ломаемого дерева разнёсся окрест.

– Ворочун! – выкрикнул Стан.

Поблизости не было ни канавы, ни случайной ямы, ничего, где можно было бы укрыться.

– В кусты! – кричал Стан. – Дальше от больших деревьев!

Среди сосновых стволов показалась необъятная туша Ворочуна. Ростом он был в половину самой высокой сосны, а толщины совершенно неохватной. Тумбообразные ноги попирали землю, передние лапы праздно свисали ниже колен. Есть ли у него нашлёпка головы, Раллих не мог разглядеть, но если верить Стану, то и башка была. Зато Раллих разобрал, что жуткий треск – это голос самого Ворочуна, который покуда шагал, ничего не выворачивая.

Стан уже лежал между кусточков можжевельника, которые не могли ни скрыть, ни защитить его. Туда же метнулся и Раллих, но не упал ничком, а встав на одно колено, вскинул лук. Стрела ударила в грудь чудовища, повисела немного и, отвалившись, упала на землю. Даже в высушенную доску стрела должна была вбиться глубже.

Ворочун не заметил, что кто-то пытался на него напасть. Он вновь издал громовой треск, сграбастал столетнюю сосну, одним движением переломил её и отшвырнул в сторону. Треск дерева слился с воплем Ворочуна.

– Ах, мерзавец! – пробормотал Раллих. – Так это ты песенки поёшь таким способом! А хорошо ли вот так запоёшь?

Раллих выхватил из сумы мешочек, в котором хранились несколько кусочков искряка, и, не развязывая, швырнул в брюхо чудовища. Полыхнуло пламя, вереск и можжевельник дружно занялись, заполыхали обломки поваленного дерева.

Ворочун остановился, захрустев с удвоенной силой, и принялся затаптывать огонь.

– На, гад! – крикнул Стан и запустил в ненавистного древолома разом весь мешок искряка, предназначенного для продажи.

Огонь взметнулся, заворачиваясь смерчем, верхушки сосен разом вспыхнули. Ворочун ревел, ворочаясь в пламени.

– Отползаем! – срывая голос, заорал Стан. – Кто бы ни победил, нам придётся худо!

Повторять не пришлось. Оттаскивая вещи, путники поползли прочь, затем поднялись и, пригибаясь, побежали, стараясь уйти из-под ветра. Громовой треск преследовал их, и было не понять, то ли трещит огонь, дорвавшийся до смолистой древесины, то ли расщепляется ломаемое дерево, то ли вопит Ворочун, встретивший достойного врага.

Остановились, когда под ногами ощутимо зачавкало.

– Дальше не стоит. Можно в трясину попасть.

– Потом надо будет сходить посмотреть, кто кого заломал, – произнёс Раллих.

Стан с сомнением покачал головой, но согласился:

– Сходим.

– Самое главное, что я так и не заметил во время сражения никакого чародейства. Как будто сцепились два огромных зверя.

– Так оно и есть. Хотя косной, природной магии было сколько угодно, просто ваши амулеты её не чувствуют. А настоящей осознанной силой обладают гнилые карлики и оборотни – вервольфы поменьше, волколаки побольше. А этим умение колдовать зачем? Им и так хорошо. Искряк что-то проявляет во время неправильной трансформации, зато в эту минуту я его и бью. А то бы он вовсе был неуязвим. У колдовской сущности тоже свои недостатки есть.

– Как эти монстры без чародейской поддержки существовать могут?

– Вымерт, – коротко ответил Стан.

– Знаю, что Вымерт. Значит, есть тут великий источник магии, возле которого кормится вся нежить. В это сердце и следует бить. А все ворочуны и искряки, это так, мелкая шушера.