Итак, упав на крыльце нового торгового центра, я открыла глаза на подворье поместья графов Эверли. Сам граф Терренс Эверли год назад на охоте сверзился с лошади и свернул себе шею, оставив после себя вдову и малолетнего сына. Юному Леонхарду Эверли было почти четыре года. Это он сейчас боролся с лихорадкой, видимо, переохладившись в плохо протопленной комнате. Его мать, графиня Эверия Эверли была иностранкой. Покойный граф откуда-то ее привез, но откуда, Берта не знала. Как и не знала, есть ли у ее покойной госпожи родственники. Зато точно знала, что на графское поместье разевает жадный роток сосед, мелкопоместный дворянчик, постоянно наезжавший в имение и добивавшийся того, чтобы Эверия вышла за него замуж, тем самым принеся поместье ему в приданое. Эверия сопротивлялась как могла. А могла она, скажем прямо, не многое. Просто отговорилась тем, что по людским законам она не может выйти замуж повторно до окончания траура. Сосед был вынужден принять во внимание аргумент.

— А когда заканчивается траур по графу? — перебила я Берту.

Оказалось, что через два месяца. Но это неважно. Потому что скрыть похороны графини не выйдет. Следовательно, сосед мгновенно заявится в поместье и попытается наложить на него лапу. Что в таком случае станет с юным графом, можно только предполагать. И это была не единственная плохая новость.

Как поведала мне Берта, смущенно прикрывая натруженной ладонью рот и осеняя себя каким-то жестом, отдаленно напоминавшим крестное знамение, покойница-графиня была совершенно беспомощна во всем, что касалось хозяйства. Она полагалась на управляющего, целыми днями занимаясь сыном и своим цветником. Про последний Берта говорила с презрением, густо замешанном на чем-то подозрительно похожим на восхищение. Но я не придала этому значения. Для меня было важнее то, что управляющий, прознав про отсутствие нормального контроля, безобразно воровал. А когда графиня преставилась и впереди замаячил призрак перехода поместья в другие руки, он собрал все ценное, что смог. И сбежал. И вот это было действительно плохо. Поместье обеспечивало себя продуктами. Но дрова, свечи, лекарственные травы, ткани и одежду, и многое другое необходимое нужно было покупать. Кроме того, бесчестный управляющий угнал со двора самых лучших жеребцов, оставив на конюшне тех лошадей, что уже даже на мясо не годились.

Я покачала головой. Понятия не имею, что делать с живым транспортом, но то, что лошади стоят немалых денег, знает даже такой дилетант, как я. Но добило меня не понимание того, что поместье фактически разорено. А то, что наивная графиня постоянно твердила о том, что провела некий обряд и в поместье скоро появится защитник, который сможет уберечь их от бед и посягательств соседа. И по всему выходило, что этот защитник — я. А графинюшка просто не дожила до этого светлого мига, попав под дождь и за три дня сгорев в жару.

Осознав, что больше от Берты мне ничего не добиться, я отпустила женщину. А сама сползла, наконец, на подушку и укрылась с головой.

В комнате стояла тишина. Юный граф уснул после того, как температура у него спала. Рядом, у кровати, прикорнула его няня Мод. Прислушиваясь к затрудненному дыханию ребенка, я решила, что самое первое, что нужно сделать, это все-таки пригласить к нему врача. Я сомневалась, что мы сможем вылечить мальчика только травами непонятного происхождения и медом. Следовательно, нужно понять, что может сойти за оплату врачебных услуг. Потом нужно разобраться с законодательством этого места и правами наследования, чтобы как-то защититься от притязаний наглого и жадного соседа. Хотя я совершенно не понимала, с какого краю браться за это здание. Наверное, нужно найти в доме библиотеку, а в ней свод законов или как это здесь называется… Под эти мысли я и уплыла в сон. Хотя нет, я еще успела подумать, что как-то уж очень спокойно воспринимаю то, что оказалась, судя по всему, в другом мире. И вряд ли когда-то смогу вернуться домой. Удивительно, но даже от этой мысли в груди ничто не кольнуло. И даже не шелохнулось. Хотя там, в моем мире, остались родители, младшая сестра, зять и племянница. Остались немногочисленные подруги. Но о том, что я их больше никогда не увижу и даже не смогу им написать, думалось без тоски и душевной боли. Странно. Может, это местные боги позаботились о том, чтобы я не лила слезы об утраченном, а строила планы на будущее? Ой, а как меня называла Берта?..