- Твои представления устарели, - Граф приблизился настолько, что вода стала общей и Лера не ощутила позади никаких преград, разделяющих их тела. Он был голый. - К тому же, я не привык, чтобы женщины убегали от меня мокрыми и неудовлетворёнными.
- Может, надо задуматься, почему они убежали? - Лера сделала шаг вперёд, чтобы прервать контакт в местах повышенной влажности. Граф намёка не понял и шагнул следом. Копчиком она встретила твёрдое мужское намерение причинить удовлетворение, даже если об этом никто не просит.
- Я думаю, они просто не знают, от чего бегут… Спинку потереть?
- Они и не хотят знать. Я тоже воздержусь.
- Если они дрожат, как ты, то хотят… очень хотят.
Очередной приём манипуляции. Стоит только сказать человеку, что он покраснел, он покраснеет, даже если не планировал. Если бы Граф не отдал команду подсознанию, Леру бы не прошило разрядом в двести двадцать. Теперь ее трясло так, что она и сказать ничего не могла, а если бы и могла, все равно говорить было нечего.
- Давай так… - пугающее своей мощью тело вжалось в Леру сзади и ей пришлось сделать ещё шаг вперёд, прильнуть передним фасадом к тёплому мрамору душевой, - я не буду ничего делать, Лера. - он упёрся руками в стену на уровне ее головы. - Ничего из того, что тебе не понравится или к чему ты не готова. Обещаю. Просто расслабься. Ты сможешь остановить меня в любой момент. Просто дай показать тебе кое-что...
Слова вибрировали возле уха и вода показалась Лере гораздо холоднее дыхания Графа.
- И ты сразу уйдёшь, если я скажу?
- Если ты остановишь меня раньше, чем я сам остановлюсь, тебе придётся принять мои условия, - прожурчал Граф и Лера жадно зачерпнула ртом глоток воды, льющейся с потолка. - И мы продолжим позже.
- А если не остановлю?
- Тогда завтра сможешь вернуться в свою обшарпанную свободу писать свои ядовитые эссе пока тебя не грохнут в собственном подъезде или не найдут в канаве с передозом.
Лера сопела. Теперь понятно, как он стал тем, кем стал. Если все предложения этого мужчины звучат как шантаж, то его и охранять должны, как президента.
- Тебе просто нужно расслабиться и довериться мне. Я не сделаю тебе больно…
- Зачем? Почему я?
- Секс, Лера, это не только обмен биологическими жидкостями. Это эмоции. В первый раз - это как на американских горках. Сначала страшно от неизвестности, а потом - такой восторг! А твоя невинность, интеллект и тело, как джекпот, как флеш-рояль. Ты мой каприз, понимаешь? Я не смогу отказаться. Ты мне должна, да и я не джентельмен, как ты догадываешься. Мы сейчас с тобой медленно набираем высоту. Плавно… страх сменится любопытством. Давай посмотрим, как скоро?
Граф прокатился ладонями по ее плечам, мягко обхватил запястья, которые Лера свела у груди.
Искуситель…
- Расслабься… не заставляй меня выкорчёвывать из тебя женщину!
И Лера расслабилась. То есть, попыталась сделать это настолько, насколько это было возможно, чтобы не терять контроль. Ее снова крупно затрясло.
- Ухх, кому-то явно не хватает разрядки? Ты искришь от напряжения, Лера.
Он расплел ей руки и прижал ее ладони к стене.
- Так и будешь все делать с закрытыми глазами. Ты кого-то представляешь что ли? Может, меня? Я тебя пугаю или нравлюсь?
Наверное, он и не ждал ответа, но Леру эти вопросы сводили с ума. В том окружении, в котором воспитывалась Новодворская, бытовал стереотип, что вопрос «нравлюсь ли я тебе» должен быть озвучен мужчиной до того, как женщина окажется с ним голой в душе. Во всяком случае, точно до того, как его руки окажутся на ее груди.