Лене даже обидно стало. Мама все время пыталась ее спихнуть подальше от них, «стариков», к какой-нибудь «молодежи», мечтая, чтобы дочка стала уже более самостоятельной и жила своими интересами. Родители ей даже квартиру купили, приурочив такой подарок к окончанию учебы в университете. А Ленке не хотелось самостоятельности. Куда приятнее после учебы или работы приходить домой, где тебя кто-то ждет, с кухни доносятся дразнящие ароматы и слышатся радостные голоса. Однако папа и мама рассудили иначе. Получила диплом, нашла работу – и вперед, в свободное плавание.

Другая бы на месте Ленки обрадовалась: поди плохо в двадцать два года иметь собственное жилье в не самом плохом районе столице. Никто тебя не контролирует, никто тобой не командует. Живи как хочешь. Только Лена вот привыкла жить в коконе домашнего уюта. А что сейчас? Она осмотрелось. Нет, дома у нее, конечно, хорошо. Большая кухня, просторная гостиная да приличных размеров спальня. Есть и еще одна комнатка поменьше, но Лена пока не придумала, что в ней сделать, а потому там даже мебели не было, только на подоконнике гордо выстаивал толстый с длиннющими иголками кактус.

Елку Лена нарядила еще две недели назад, и сейчас зажгла на ней фонарики, чтобы хоть чуть-чуть почувствовать приближение праздника, ощутить тепло любимой устроенной на свой вкус обстановки. Однако в душе хотелось другого. «Эх, мама, мама», – вздохнула Лена, забралась на диван и включила телевизор. Тут же в колени ей ткнулась мохнатая белоснежная морда. Хоть кто-то согревает ее независимость!

Мама у Лены была художницей, она всегда жила своим творчеством, бурлила идеями, вечно что-то придумывала, создавала. Домом в их семье занимался отец, но и он пошел на поводу у Лениной матери и поддержал ее идею дать Лене все возможности самостоятельно строить свою молодость. Вот Лена и строила… Только ничего пока не выстроила.

– И чего это я захандрила! – одернула себя Лена. – Новый год на носу, а я сижу тут и жалею себя, как битая жизнью калоша.

Лена бросилась к большом шкафу в спальне и начала перебирать наряды, пытаясь найти что-нибудь для Нового года. Из телевизора в гостиной доносился приглушенный голос:

– Тридцатого и тридцать первого декабря в столице ожидаются сильные снегопады. Будем надеяться, что природа действительно порадует нас снегом к праздникам, а коммунальные службы справятся с надвигающимся снежным штормом…

Снегопад! Неужто будет?! Хотелось бы верить!

– Ленка, ну наконец-то, – ворчала Лариса, открывая ей дверь. – Где тебя Санта Клаус носит?

– И тебе привет, подруга, – поцеловала Лена подставленную ей щеку. – Да автобус в пробке застрял, ты смотри, что на улице творится. Настоящая вакханалия.

Синоптики не обманули. Обещанный снегопад начался утром тридцатого и шел уже больше суток. Столицу замело. Те, кто раньше сетовал на отсутствие снега, теперь ворчал, что его слишком много. Но Лена радовалась. У нее даже глаза теперь искрились счастьем.

– Лена, бегом на кухню, время – шесть, а у меня почти ничего не готово. К восьми народ уже начнет собираться, – повязывая передник, причитала Лариса.

– Нечего было так рано приглашать. Я тебе говорила, собрали бы всех к одиннадцати, проводили бы быстренько старый год…

– Нет, Ленок, – возразил появившийся в прихожей Никита, принимая у нее пуховик, – у нас так не принято. Мы тихо-мирно проводим старый год, пообщаемся.

– Ага, если с восьми мы начнем заседать, то, боюсь, к двенадцати все уже окосеют.

– Обижаешь, – засмеялся Никита. – Мы люди приличные. До двенадцати – ни-ни, а потом – хоть извержение вулкана.