– Ты же знаешь, я могу о себе позаботиться, – сказала она.

Несколько минут молчания, и снова его голос, теперь злой, горький, усталый. Усталый, как время, как энтропия, как звезды, как смерть…

– Как Бог свят, Иванова, я пришел сюда вовсе не из-за тебя.

Где-то внутри ее что-то оборвалось. Она не осознавала, что надеется, пока надежда не покинула ее.

– Ты говорила, отец обнаружил что-то на этой твоей имитации и думал, что я смогу разобраться в ней сам. Мне казалось, ты оставила имитацию висеть над терминалом, но, когда я вернулся на Станцию, там ничего не было.

– Неужели?

– Ты все прекрасно знаешь, Нова, никто, кроме тебя, не мог стереть программу. Мне нужно ее увидеть.

– Зачем?

Он удивленно уставился на нее:

– Я понимаю, ты еще не проснулась, Новинья, но ты должна была сообразить, что свинксы убили отца именно из-за той штуки, которую он заметил на твоей модели.

Она спокойно молча глядела на него. Ему было знакомо это выражение – холодная решимость.

– Почему ты не хочешь показать мне? Я теперь зенадор и имею право знать.

– У тебя есть право на все записи твоего отца, но не на записи ксенобиолога, не предназначенные для общественного пользования.

– Ну так рассекреть их.

Она опять промолчала.

– Ну как же мы сможем понять свинксов, если не будем знать, что такого увидел в этих клетках отец? – (Она не ответила.) – Ты несешь ответственность перед Ста Мирами. Мы просто обязаны понять эту расу. Как ты можешь сидеть здесь и… Ты что, хочешь докопаться до всего сама? Хочешь быть первой? Прекрасно, будь. Я поставлю на работе твое имя – Иванова Санта Катарина фон Хессе…

– Меня не интересует престиж.

– Я тоже могу играть в эту игру. Ты не сможешь разобраться без того, что знаю я. Я закрою от тебя свои файлы!

– Меня не интересуют твои файлы.

Это было уже чересчур.

– Так что же тебя интересует? Что ты пытаешься со мной сделать? – Он схватил ее за плечи, поднял из кресла, встряхнул. – Они убили моего отца, моего отца, слышишь?! А ты не хочешь ответить мне! Почему?! Ты знаешь, что там было, на этой модели, скажи, покажи мне!

– Никогда, – прошептала она.

Она смотрела в его перекошенное от боли лицо.

– Но почему?!

– Потому что не хочу, чтобы ты умер.

Она видела, как понимание проступает в его глазах. «Да, все правильно, Либо. Это потому, что я люблю тебя. Если ты узнаешь тайну, свинксы убьют и тебя тоже. Мне плевать на науку, мне безразличны все Сто Миров, провались они вместе с „единственной расой инопланетян“, мне все равно, что будет со мной, но ты, пожалуйста, живи».

Слезы набухли в его глазах, потекли по щекам.

– Я хочу умереть, – выдохнул он.

– Ты утешаешь всех вокруг, – прошептала она, – но кто утешит тебя?

– Ты должна сказать мне, чтобы я мог умереть.

Его руки больше не сжимали ее плечи, они лежали на них, он опирался, чтобы не упасть.

– Ты устал, – сказала она, – отдохни.

– Не хочу, – пробормотал он, но позволил ей увести себя от терминала.

Новинья привела его в спальню, откинула покрывало, не обращая внимания на поднявшиеся клубы пыли.

– Ты устал, сейчас отдохнешь. За этим ты пришел ко мне, Либо, только за этим, за миром и покоем.

Он закрыл лицо руками, сел, раскачиваясь из стороны в сторону, – мальчик, оплакивающий отца, оплакивающий конец всего. Она тоже так плакала. Новинья сняла с него ботинки, стащила штаны, просунула руки под рубашку, чтобы снять ее через голову. Либо несколько раз глубоко вздохнул, чтобы остановить слезы, и поднял руки, помогая ей раздеть себя.

Она сложила его вещи на стуле, взяла из шкафа чистую простыню, наклонилась, чтобы укрыть его. Он поймал ее за запястье, посмотрел с мольбой. Слезы еще стояли в его глазах.