Я не останавливаю слез. Пусть льются рекой.

- Ты хочешь меня целиком, и я хочу тебя полностью. Без остатка. То, что мы ругаемся, - в свободном пространстве между нами рукой указываю на себя и Лукаса, - это ненормально. Ненормально то, что ты не слышишь меня.

Я разбираюсь с застежкой браслета и, сняв с запястья драгоценность, вкладываю ее в ладонь озадаченного британца.

- Не понял…, - произносит тот сконфуженно. – Что… ты делаешь, Ева?

Я ступаю к двери, раскрываю ее и выхожу из номера. Лукас со скоростью отправляется за мной. Нажимаю на кнопку лифта; он встает рядом и допытывается о том, что я надумала.

- Ты бросаешь меня?

Все звезды, рожденные в моей собственной галактике, гаснут.

Гаснут, гаснут, гаснут – одна за другой.

- Ты уходишь?

- Я прогуляюсь, подышу воздухом, вернусь позже. Не переживай, мы успеем на утренний рейс до Рима.

Лукас загораживает мне вход в кабину, когда створки лифта расходятся.

- Что? НЕТ! Ты заблудишься в этом городе, ты его не знаешь. И я не отпущу тебя никуда ночью, слышишь? Это опасно, - добавляет он с английской рациональностью.

Предпочитаю игнорировать его заботу и, наверное, могу гордиться  тем, что сумела зайти внутрь кабины против воли Блэнкеншипа. Он тянет меня назад, но я толкаю его. Тогда у него не остается выбора, и он запрыгивает в лифт в последний момент. Пока мы спускаемся вниз, Лукас отговаривает меня, взывая к моей целесообразности. Однако  единственное, чего я желаю – оказаться подальше от него и подумать. Проветрить голову, прийти в чувства.

Менеджер Waldorf спешит в нашу сторону, стоит ему завидеть в фойе убегающую от Лукаса меня. У низкорослого мужчины, облаченного в униформу, виноватый вид, хотя это он должен делать замечания нам, и мы должны себя так ощущать.

- Сэр, доброй ночи! Доброй ночи, мисс! Если у вас есть минутка, я хотел бы с вами поговорить. Мой помощник звонил вам в номер, но… никто не ответил, - не скрытое волнение в голосе администратора вгоняет меня в краску.

Причина во мне и Лукасе. Я не веду себя обычно подобным образом. Корёжит от  осмысления: неудобства, которые мы доставили другим гостям и персоналу гостиницы… мы не сможем это исправить. Блэнкеншип, разумеется, возместит ущерб, но этого недостаточно. Я чувствую себя анормально.

- Потом! - рявкает Лукас, догоняя меня у двери с автоматическим управлением. 

Он поворачивает меня к себе, схватив за локоть, уже на улице.

- Останься, - говорит умоляюще. – Останься, Ева. Мы все решим. Я согласен. Я-я.. со всем согласен! Это правда, ты сказала очень много правильных вещей. Я просто…, - он крутит пальцем у своего уха, - … разучился слышать людей. В том числе, тебя. Но моя жизнь потеряет смысл, если ты уйдешь.

Глушу в себе хныканья, что прорываются изнутри -  равно тому, как пробиваются из-под земли ростки. Глаза вновь полны слез, я закрываю их, веками и накрашенными ресницами блокируя выход соленой жидкости. Не при Лукасе. Не снова.

Мы стоим на краю тротуара. Свет фонарей заливает проспект, создавая красочную картину вокруг. Я без ума от Рима, но мне грустно расставаться с Лондоном. Поэтому, когда подле нас тормозит черный лондонский кэб со светящимся оранжевым значком «ForHire», радуюсь возможности проехаться по столице до наступления рассвета. Оконное стекло со стороны водителя опускается, и таксист беспокоится:

- Доброй ночи, мисс, - пожилой мужчина подозрительно оглядывает Лукаса, стоящего слишком близко от меня, - у вас все в порядке?

Я бегло улыбаюсь ему и киваю торопливо головой.

- Да, все хорошо. Спасибо за вашу внимательность.