- Погоди, погоди… - Лукас плетется за мной.
Схватив вдруг меня за запястье, рванул на себя. Мы синхронно посмотрели вниз, на его руку, что обхватила мою.
- Отпусти, - убирая покатившуюся слезу со щеки, говорю.
- Подожди… что это? – Блэнкеншип знатно хмурится, разглядывая отметины под изысканным браслетом.
В порыве исступления я и не заметила, что так по-садистски впивала украшение себе в кожу, что выступило несколько капель алой крови. Они размазались по кисти, хорошо выделились интенсивным цветом на фоне светлой кожи.
- Ты себя специально ранила?
Я отпираюсь, качнув молниеносно головой.
- Дай мне уйти.
Ладонь Лукаса возносится к локтю, дабы не делать больно. Я напрягаюсь, чтобы не зареветь. Он так внимательно рассматривает сначала левое мое запястье, а потом поднимает вторую руку и делает то же самое с правым. Пальцем дотрагивается до мелких ран под браслетом. Я вздрагиваю от малозначащей боли.
- Извини, - говорит он сердечно, его пальцы касаются моих скул, и Лукас смахивает очередную порцию слез, не задержавшихся под ресницами.
Я отпихиваю его от себя с присущей мне в данный момент злостью.
- Не делай! Не делай так! Не притворяйся, что тебе не все равно!
На удивление, Лукас даже не опьянел. Я захожу в спальню, не зашторенные окна которой выходят на оживленный в ночи проезд. Он соблюдает тот же курс.
- Мне и не все равно, Ева. Это ты испортила все, - голос его больше напоминает хрип.
Стащив чемодан с верхней полки шкафа-купе, оборачиваюсь к Блэнкеншипу, готовая воевать с ним, если необходимо, но лишить его этой чертовой эгоцентричности.
- Неужели? Давай я напомню тебе, что после совместной пробежки в Монти в этот же день ты строчил сообщения своей бывшей подружке! – размахиваю руками; меня распирает от несправедливости Лукаса ко мне. – Она прислала тебе ваши общие фотографии, где она лежит возле тебя оголенная, а ты ее обнимаешь. И что написал ты? «О, да, ты очень горяча»?! – воссоздаю в памяти прочитанный месседж.
Британец зажал между ладонями нос и громко выдохнул. Спустя несколько мгновений, прежде чем начать высказывать свою точку зрения, он пресекает все мои попытки сложить одежду в чемодан. Он цепляется в мои руки выше локтей и окидывает пылающее лицо пронзающим недобрым взглядом.
- Господи, - выдавливает Лукас слова, словно зубную пасту из практического пустого тюбика, - да я просто дурачился. Зачем ты вообще копошилась в моем ноутбуке?!
Стараюсь вырваться, однако это так же маловероятно, как и лезть из кожи вон, чтобы самостоятельно выбраться из колодца. В настоящую минуту захват Блэнкеншипа – спартанский.
- Я просто включила музыку, понятно? А потом… так получилось! Ты ушел, оставил мне жалкую записку с десятком букв… Чего ты ждал?
- Как минимум того, что ты не станешь рыться в моем лэптопе!
- Я и не рылась!
Повышенные тона, судя по всему, в ближайшее время вынудят персонал отеля подняться к нам. Опасение услышать стук в дверь сковывает. Я настолько раздражена, что не потреплю, если меня отчитают. Хотя сомнительно, что кто-то выразит претензии спутнице Лукаса Блэнкеншипа.
- А что же ты делала? Что?
Волнистые, не до конца высохшие, волосы спадают мне на лоб, когда все же удается обрести свободу. Я отхожу назад, чтобы у Лукаса вновь не вышло сцапать меня.
- Ты написал Джо, что трахнул бы ее, «как следует»! – я заплакала еще отчаянней. – Снял бы это на камеру… - всхлипывая, опускаюсь на прикроватную тумбу, старинный светильник скользит по деревянной поверхности, встретившись с моей спиной. – Ты написал… что снял бы это на видео…