В качестве иллюстрации приведем фрагмент из марцеллиновых «Деяний»:

«Безнаказанно рассыпались они (готы. – В.А.) для грабежа по всей равнине Фракии, начиная от местностей, которые омывает Истр, до Родопы и пролива между двумя огромными морями. Повсюду производили они убийства, кровопролития, пожары, совершали всякие насилия над свободными людьми. Тут можно было наблюдать жалостные сцены, которые ужасно было видеть и о которых равно ужасно повествовать: гнали бичами пораженных ужасом женщин и в их числе беременных, которые, прежде чем разрешиться от бремени, претерпевали всякие насилия; малые дети хватались за своих матерей, слышались стоны подростков и девушек благородного происхождения, уводимых в плен со скрученными за спиной руками. За ними гнали взрослых девушек и замужних женщин с искаженными от плача чертами лица, которые готовы были предупредить свое бесчестие смертью, хотя бы самой жестокой. Тут же гнали, как дикого зверя, свободнорожденного человека, который незадолго до этого был богат и свободен, а теперь изливал свои жалобы на тебя, Фортуна, за твою жестокость и слепоту: в один миг он лишился своего имущества, своей милой семьи, дома, который на его глазах пал в пепле и развалинах, и ты отдала его дикому победителю на растерзание или на рабство в побоях и муках» («Деяния»).

Вместе с Иорданом и только что процитированным Аммианом мы с вами, уважаемый читатель, погрузились в ужасающую повседневность полутора столетий почти непрерывных готских грабительских набегов на Восточную Фракию, мало различавшихся по своим целям и методам. Но если Иордан пытается героизировать историю готов, Аммиан, грек на римской военной службе, в первую очередь делится с читателем своими личными впечатлениями. Поседевший под римским шлемом, он лично принимал участие в военных действиях на разных «фронтах», многочисленных боях и походах. А о тех операциях, в которых ему не довелось участвовать лично, компетентно судит с точки зрения офицера генерального штаба, выражаясь современным языком. Именно аналогичную должность Аммиан Марцеллин занимал в 353–360 гг. при военном магистре221 Урсицине (Урзицине)222, соратнике первого императора-христианина Константина I Великого. Так что Аммиан знал, о чем писал. В дошедших до нас книгах своего исторического труда он подвергал жесточайшей критике своих соотечественников, сторонников различных клик и партий, ослаблявших своим противостоянием и римское общество, а также придворных интриганов и завистников, портивших жизнь наиболее выдающимся полководцам, вроде Урсицина, вероятно, служилого германца, родича одноименного с ним царька аллеманов. И потому мы склонны больше доверять тому, что пишет греко-римский военный историк о тогдашних варварских народах, включая – при всем уважении – готов, чем хвалебным гимнам, сочиненным Иорданом в честь своих готских предков.

В «Деяниях» Аммиана о готских военных обычаях написано много такого, что трудно совместить со светлым образом германского воителя – воина «без страха и упрека» в стиле Макса фон Шенкендорфа223 или Генриха фон Клейста224, «виртуозов пера», вдохновлявших в начале XIX в. своими романтическими фантазиями немецких патриотов на борьбу с «наследственным врагом» – французами Наполеонов I и III или, скажем, с образами германских ратоборцев из историко-патриотических романов Вальтера Блёма225. Когда читаешь в Аммииановых «Деяниях» не просто об убийстве, но о «растерзании» (буквально – «расчленении») богатого свободнорожденного человека (вероятно, готы терзали его тело пытками, чтобы заставить римлянина рассказать, где спрятаны его сокровища), то… поневоле вспоминаешь не героических и добродетельных германцев Тацита, а пиратов Карибского моря, но только не «киношных», а всамделишных, а также – в порядке конструктивной самокритики – набеги отдаленных родичей и потомков наших готов, киевских варяго-русов Рюриковичей – Олега или Игоря – на земли Восточной Римской («Греческой») империи из «Повести временных лет»: