. Однако это положение вызвало различные толкования. Большинство специалистов считало, что Правила 1874 г. стали первым примером светской формы брака в России[245]. Однако было и другое мнение: И.С. Бердников полагал, что «метрическая запись раскольничьих браков имеет в глазах закона значение акта, удостоверяющего существование брака, и тем придающего ему законную силу, а не бракозаключительного»[246].

Наличие церковной формы брака порождало проблему невозможности введения в России гражданского развода, который решил бы такие насущные для российского общества вопросы, как неоправданная строгость правил о разводе и подсудность брачных и бракоразводных дел церковному суду. Определением Святейшего Синода от 28 февраля 1907 г. при нём было образовано Особое совещание для обсуждения и выработки проекта положения о поводах к разводу. Совещание имело восемь заседаний в марте-апреле 1907 г. Итогом его работы стало опубликование «Проекта положения о поводах к разводу». Основными изменениями и нововведениями в действовавшем законодательстве являлись: а) более широкое понимание «неспособности к брачному сожительству» (неспособность к деторождению); б) сокращение срока возможной подачи заявления о разводе по причине безвестного отсутствия супруга с пяти до трех лет, кроме жен военнослужащих, пропавших без вести на войне; в) появление новых поводов к разводу: по причине душевной болезни одного из супругов, заражения сифилисом, дурного или жестокого обращения между супругами, намеренного оставления одного супруга другим, уклонения одного из супругов от православия[247]. Однако никаких серьёзных законодательных изменений на основании данного проекта так и не последовало.

Во-вторых, дореволюционная юридическая наука так и не решила вопрос о соотношении гражданского и семейного права. В томе Х Свода законов Российской империи, содержащем Свод законов гражданских, книга I была содержала нормы о правах и обязанностях семейственных[248]. Таким образом, создавалось впечатление, что семейное право являлось частью гражданского права. Однако недостаточное развитие гражданского законодательства, отсутствие кодифицированного нормативно-правового акта (Гражданского уложения, проекты которого неоднократно создавались) не давали чёткого ответа на данный вопрос.

Большевики, придя к власти, оказались перед сложной дилеммой. С одной стороны, институт семьи и брака, ассоциировавшийся с государством, в котором конфессии делились на «первенствующую и господствующую» Русскую Православную Церковь, терпимые и гонимые религии, должен был претерпеть значительные изменения. Кроме того, считалось, что участие женщин в пролетарском движении представляет собой единственный путь к их раскрепощению, что только в социалистическом обществе женщина будет полностью уравнена с мужчиной[249]. Не вполне устраивало Советскую власть и то, что имущественные отношения супругов во многом базировались на нормах обычного права[250]. С другой стороны, достаточно быстро стало понятно, что правовое регулирование брачно-семейных отношений связано с развитием конституционного права, т. к. они являются одной из характеристик социального статуса человека, права собственности, наследственного права, других подотраслей и институтов права.

Преемственность дореволюционного и советского семейного права состояла в следующем.

Были заимствованы идеи многих дореволюционных законодательных разработок. Например, в начале ХХ века существовало достаточно стойкое мнение, что запрет на заключение браков между христианами и нехристианами, существовавший в России, потерял свою актуальность. Правительство П.А. Столыпина даже разработало законопроект «О семейственных правах», разрешавший браки христиан и нехристиан, но только совершенные по христианскому обряду. Данный законопроект был внесен на рассмотрение Государственной думы II, а затем III созывов, однако так и не был принят. Большевики отвергли вероисповедание как один из критериев условия заключения брака.