– Ну, московский комсомол мощный. В одном городе и райком, и горком, и обком – глубоко эшелонированная оборона. И она еще держится. Комсомол действительно долго был Министерством по делам молодежи, которое в какой-то момент собирало гигантские массы молодежи и направляло, куда нужно. Я начал об этом разговор в литературе. Когда-то я сам был секретарем комсомольской организации Союза писателей, членом райкома, горкома ВЛКСМ. Это была обычная история, когда человека, преуспевшего в профессиональном отношении, решительно вовлекают в общественную работу. Скажу честно, я и не сопротивлялся. Было два пути: либо ты участвуешь в официальном, либо неофициальном движении. Я по рождению, воспитанию не мог примкнуть к диссидентству. И я не считаю, что время работы в комсомоле – это впустую потраченное время. Все мы были заняты в этом хороводе. Но не все же были негодяи и идиоты. Нельзя, конечно, комсомол обвинять во всем, и я не согласен с тем, чтобы на него навешивать всех собак. Но сейчас у него есть шанс искупить свою вину – нужно организовать молодежное плюралистическое движение. И если он не использует этот шанс – это будет вина собственно комсомола.

– Пожалуй, это более приемлемый вариант. Но в острой полемике о том, каким быть комсомолу, слышатся голоса: а не распустить ли его?

– Я так не думаю. Партия ведь не распускается. Пока есть Коммунистическая партия, будет и комсомол. Так везде. Иное дело, когда есть другие молодежные организации.

– Такой вопрос: многие читатели склоняются к тому, что в «Апофегее» прототип БМП – Б. Н. Ельцин.

– Это, конечно, не Ельцин. Это художественный образ нового типа политического деятеля, который появился в годы перестройки как противовес командно-административной системе. БМП пытается ей противостоять. С одной стороны, он гуманист, но с другой – запутывается в силовых методах. И если БМП – плоть от плоти командно-административной системы, по законам логики Ельцин относится к такому типу. Это первый публичный скандал в высшем эшелоне власти, начиная с 30-х годов. Я отношусь к Ельцину с пиететом. Это фигура яркая, хотя некоторые поступки для человека, включившегося в серьезную политическую игру, кажутся странными.

– Вот еще ваша мысль: в каждом поколении примерно одинаковое количество мерзавцев и порядочных людей, каждое поколение вступает в жизнь с примерно одинаковым запасом добра и зла, но в том-то и штука, что история или, точнее, конкретная историческая ситуация к разным поколениям предъявляет различные требования. Грубо говоря, в 20-е требовалось больше одержимых и бессребреников, в 30-е – больше палачей и предателей, в 40-е – больше героев и мучеников. Именно так и формируется физиономия поколения.

Нынешнее поколение, как мне кажется, формируется под влиянием дебатов Верховного Совета. А что видится вам?

– Жесткая политизация. До революции, на мой взгляд, политическая атмосфера была лучше, чем после революции. В революцию идут, с одной стороны, люди идеально чистые, а с другой – те, кто недоволен своей судьбой, озлоблен неудачами. Но власть они берут вместе. Потом худшие отворачивают голову лучшим. Зло на каждом конкретном историческом отрезке сильнее добра. А в целом конечно же добро сильней…

Видите ли, с исторической точки зрения буржуазия была организатором производства, религия владела вопросами идеологии. Коммунистическая идея в начале и середине века овладела многими. Это была какая-то всемирная иллюзия. Мы, как всегда, через нее прошли с наибольшими потерями. Как вечный идеал, коммунистическая идея, безусловно, заслуживает внимания. Но на пути к власти большевики оказались нетерпимыми, что позволило прорасти зерну тоталитаризма. Для того чтобы одному классу стало лучше, нужно избавиться от другого. Такая теория. Чтоб лучше жилось одним, они пошли на уничтожение других. Этим и характерен приход к власти Сталина. Ленинская гвардия представляла интеллигентную часть большевиков. А потом началось уничтожение. Сталинизм рассматривают с разных точек зрения. Я предложил один из аспектов.