– Я не рублю сук и не ору. – Леша устало провел ладонью по лицу. – И перестань разговаривать со мной в таком тоне, тем более упрекать. Если так и дальше будет продолжаться, развернусь и уйду.

– Пугать меня вздумал?

– Уваливай! – рявкнул появившийся в дверях отец. – Напугал ежа. Только учти, здесь не гостиница: уйдешь – возврата не будет.

Они еще что-то кричали. Алексей уже плохо слышал и не особенно понимал. Он уткнулся лицом в подставленные ладони и сидел так, ни о чем не думая. Когда поток обличительных речей иссяк, Леша встал и посмотрел на родителей.

«Не понимают и не поймут», – метнулось в голове.

– Все? – ровным тоном спросил Алексей.

Ответа не последовало. Мать надулась, сложив руки на груди, а по лицу отца ходили желваки. Не чувствуя под ногами пола, Беляев направился к двери. В коридоре его догнал отец, дернул за плечо. Алексея развернуло, в лицо бросилось злое:

– Куда?

– На х…! – дернул плечом так, что треснула тонкая ткань рубашки, и, хлопнув дверью, побежал вниз по лестнице.

* * *

«А в самом деле, куда идти? – В голове Алексея ворочались мрачные, неторопливые мысли. – Работы нет и, кажется, в ближайшем будущем не предвидится. Дома теперь тоже нет».

В этой глухой неопределенности было ясно только одно: к родителям он не вернется, а своего жилья нету. Друзья?.. Люди, которые заночевать пустят наверняка, но только до утра. Потом снова задачка из жизненного учебника с вопросом: «Что дальше?» Как выглядит двадцатилетний оболтус, который заваливается к своему бывшему однокласснику со словами: «Я к вам пришел навеки поселиться»? А у того комната в коммуналке да бабулька пронафталиненная.

«Ну да. – Беляев вспомнил Диньку Молдавского. – У других, может, и по-другому, но к малознакомым и просто приятелям так и вовсе не завалишься».

Алексей вспомнил вежливо промямленный отказ Толика и понял, что к другим своим приятелям ему тоже дорога заказана.

На улице вдруг сделалось холодно. Перед глазами мелькнула тайга, чернеющая за проемом украденных ворот, и облезлая, злая фигура на четырех когтистых лапах.

«Н-да, Бомж Иваныч, некуда тебе теперь топать, хотя… – Алексей остановился. – Как я сразу про него не вспомнил. Виталик Яловегин».

На самом деле Леша его никогда не любил, но знал, что этот примет и, возможно с работой поможет. Виталька всегда считался «оборотистым», он первым сообразил с фарцовкой, первым завел себе клевые шмотки, вертелся, крутился…

Вспомнить номер телефона, конечно, было никак невозможно. Записная книжка осталась там, где Беляев ее бросил, – в квартире с разбитым телефоном и разъяренными родителями.

«Хрен с ним! – Алексей помнил адрес. Не почтовый, а так, визуально. – Доберусь как-нибудь!»

Он живо добежал до ближайшего метро, нырнул под землю и уже через полчаса был на проспекте Ветеранов.


Дверь не поддалась, не открылась ни на звонки, ни на продолжительную долбежку кулаками. Осталось только сесть на ступеньки и ждать. Яловегин должен был появиться рано или поздно.

«Лучше, конечно, рано, но будем надеяться, что это произойдет сегодня, а не через неделю», – подумал Алексей, поплотнее заворачиваясь в куртку.

Мысль о том, что Виталик, возможно, переехал на другую квартиру, не пришла Беляеву в голову.

Уже смеркалось, когда задремавшего было Алексея окликнул удивленный голос:

– Ешкин кот! Бляев, ты откуда здесь?

– Шел мимо, дай, думаю, загляну. – Леша поднялся, разминая изрядно затекшие ноги. – Ты мо-гешь субъекта без особого места жительства и занятий приютить на неопределенное время?

Яловегин хитро сощурился: