Матти. Уволили меня с прежнего места – и, между прочим, зря.

Пунтила. Как же это случилось?

Матти. Привидения видел.

Пунтила. Настоящие привидения?

Матти(пожимает плечами). Да, в имении господина Паппмана. До меня там никогда никаких привидений не бывало. Если хотите знать, привидения появились потому, что там прескверно кормили. Когда в желудке не еда, а сплошной клейстер, обязательно привидится плохой сон, а то и кошмар! Не выношу, когда скверно кормят. Хотел сразу взять расчет, да другого ничего не предвиделось. Взяла меня тоска, я и поговорил на кухне про страшное, глядишь – судомойкам привиделось, что на заборе торчат детские головы. Девки все до одной сбежали! Скотнице я рассказал, как из хлева выкатилось что-то серое, круглое – вроде человеческой головы, ну, она сразу – хлоп в обморок. И горничная взяла расчет! Я ей сказал, что видел, как вечером, часов в одиннадцать, из бани вылез какой-то черный человек: несет свою голову под мышкой, а сам просит у меня прикурить. Господин Паппман на меня раскричался: ты, говорит, мне всю челядь разгонишь, нет у меня никаких привидений! А я ему – ошибаетесь, говорю, я, к примеру сказать, своими глазами видел. Когда хозяйку отправили в родильный дом, так из кухаркиного окошка две ночи подряд вылезало белое привидение и лезло в окошко самого господина Паппмана. Тут уж он ни слова не сказал, сразу рассчитал меня. Перед уходом я ему и говорю: может, если у вас людей будут лучше кормить, привидения оставят вас в покое, они, например, мясного духа совсем не выносят.

Пунтила. Значит, ты потому потерял место, что там работников плохо кормили? Уважаю за то, что любишь покушать! Ты только води трактор как следует, не дерзи, воздай Пунтиле пунтилово, и все будет хорошо! У меня всего хватит, как дров в лесу! Договоримся! С Пунтилой легко договориться. (Поет.)

Эх, рубил бы Пунтила с вами березы, корчевал бы поле, водил бы трактор! Да разве мне позволят? Надели на меня крахмальный воротничок, я об него уже два подбородка стер. «Папочке не пристало пахать, папочке не пристало щекотать девчонок, папочке не пристало с работниками кофе пить»! Нет, теперь папочке надоело, что ему все не пристало! Вот поеду в «Кургелу», сосватаю дочке дипломата, а потом сниму пиджак, сяду за стол, и к черту всякую опеку, пусть эта Клинкманша заткнется, я ее так прижму, что… А вам всем прибавлю жалованья – мир велик, лес у меня останется, всем хватит – и вам, и хозяину «Пунтилы».

Матти(громко хохочет). Правильно. Вы только успокойтесь. И давайте разбудим господина судью, но только тихонечко, а то он с перепугу засудит нас лет на сто.

Пунтила. Но я должен быть уверен, что между нами нет пропасти! Ну скажи – нет между нами пропасти?

Матти. Раз вы так приказываете, господин Пунтила, значит, пропасти нет.

Пунтила. А о деньгах мы должны поговорить?

Матти. Обязательно!

Пунтила. Фу, какая мелочность – говорить о деньгах!

Матти. Ну, тогда не надо.

Пунтила. Неверно! А почему бы, я тебя спрашиваю, почему бы нам и не быть мелочными? Свободные мы люди или нет?

Матти. Нет.

Пунтила. Вот видишь! А раз мы свободные люди, значит, можем делать что хотим. Хотим быть мелочными – пожалуйста! Нам надо раздобыть приданое для моей единственной дочки, значит, надо все обдумать спокойно, трезво, то есть – пьяно! Есть две возможности: продать лес или продаться самому. Ты как посоветуешь?

Матти. Зачем себя продавать, если можно продать лес?

Пунтила