– Так он ученый немец, ему виднее.

– Вот у нас всегда так, чуть что – «ученый немец», а своих пинаем… А ведь пурпур у нас лучше британского получился – темнее и насыщенней цветом. Сдается мне, что они нам или второсортный товар поставляют, или разводят краску вдвое. Вот, посмотри, – и я показал ему два лоскутка шелка: один более блеклый, другой насыщенно-пурпурный. – Ну и какой бы выбрал византийский император? То-то же. Давай тарантас, поедем за краской.

Когда Иван забрал бадейки с краской, Генрих спросил меня, как идут дела у брата.

– У него заказов на весь шелк, что остался, у лавки народ чуть не дерется.

– Саша, я вот текст привилегии составил, так чтобы ни реакция Перкина, ни Зинина прямо не просматривались (мы же их комбинируем). У Зинина, кстати, самый экономичный путь синтеза[12], так что британцев в случае снижения ими цены мы можем давить ценой сами, а качество ты видел.

Из причитающегося мне куска шелка я заказал рубаху, ее уже сшили, надо будет забрать (деньги взял из 500 рублей аванса – это реклама, а она – двигатель торговли). После всех манипуляций с синтезом на руках Генриха осталось больше сотни: он мне отчитался в тратах письменно до копейки. Я передал остаток ему на другие работы, которые могут в будущем понадобиться, чтобы он не брал денег из семейного бюджета. С Ивана я рассчитывал получить еще минимум 2000 рублей, и он подтвердил, что как только продаст последний отрез шелка, тут же со мной рассчитается, причем сказал в присутствии свидетелей – Генриха и Лизы. Забрав рубаху, я вернулся домой, где меня ждал конверт с надписью «Его благородию Александру Павловичу Степанову».

Я распечатал конверт и услышал в голове Сашин голос: «Это почерк деда».

Ну вот, на ловца и зверь, то есть дед, бежит…

Из письма следовало, что дед ждет меня послезавтра на обед и пришлет к двенадцати коляску, но чтобы я не сообщал матушке и Ивану, куда поехал. Интересно, выходит, Лизе и Генриху можно?

На следующий день я обговорил с Генрихом детали визита. Явно дед заинтересовался шелком, только ленивый в городе еще о нем не слышал. Предложить ему выкупить привилегию? За какую цену?

– Генрих, мы партнеры, поэтому я предлагаю разделить гонорар в равных долях пятьдесят на пятьдесят процентов. Начнем торговаться с десяти тысяч, закончим на шести, меньше я не уступлю. Так что тебе будет тысяча с Ивана и три тысячи от привилегии.

– Тебе решать, Саша, за предложение спасибо, но ведь застрельщик дела – ты, тебе и доля должна быть больше. И что ты собираешься, если не секрет, делать дальше?

– Не секрет. Да ты уже знаешь, я хочу сделать лекарства от инфекционных болезней, в основе которых – то же бензольное кольцо, что и в феноле и в анилине. А второе – хочу сделать вычислительную машину для сложных математических расчетов. Ты, кстати, не знаешь, сколько стоит простое телеграфное реле? Сименс вроде уже свой завод имеет в России. Или не зависеть от Сименса и наладить свое производство – вот на это и хочу положить свой гонорар. Финансировать же работы, а денег понадобится вдвое больше, буду через производство красителей и лекарств.

– Саша, ты, конечно, замахнулся на труднодостижимое. Но мне кажется, что у тебя получится. Вот и Лизхен говорит, что ты сильно изменился за месяц, не только окреп физически, у тебя блеск какой-то в глазах появился, прямо искры какие-то. И энергия через край бьет.

– Насчет искр – это точно, как приложился головой, так искры из глаз брызнули, вот до сих пор и бьют через край.

– Вот и смешинки всякие у тебя появились, а раньше был – бука букой. И вообще, какие-то необычные знания у тебя появились, вроде видишь обычные вещи, а по-другому, вот как с букетом получилось. И в химии разбираешься, а вроде в гимназии не блистал.