На пороге стоял писаный красавец. Такого она еще не видела.

На нем были сверкающие сапоги и безупречные кожаные бриджи светлее его форменной куртки цвета хаки. Узкую талию обхватывал великолепный кожаный пояс с начищенной медной пряжкой, портупея пересекала грудь, подчеркивая ширину плеч. На левой стороне груди крылья – символ Королевских воздушных сил – и ряд разноцветных ленточек. Эполеты, свидетельство его ранга, блестели, а шляпа была тщательно примята в манере ветеранов-летчиков и сидела над невозможно голубыми глазами залихватски набекрень.

Сантэн, которая чуть не споткнулась, пожирала его глазами: он возвышался над ней, как юный бог, и она испытала нечто почти совершенно новое для себя. Живот словно превратился в желе, горячее желе, тяжелое, как расплавленный свинец; эти тепло и тяжесть распространились по всей нижней части тела, так что ноги словно больше не могли держать его. Одновременно ей стало трудно дышать.

– Мадмуазель де Тири.

Это воплощение воинского великолепия заговорило и приветственно коснулось шляпы. Голос был знакомый, и она узнала глаза – небесно-голубые, лазоревые. Левая рука мужчины висела на перевязи.

– Мишель, – неуверенно сказала она и сразу поправила себя: – Капитан Кортни. – Она тут же сменила язык: – Минхеер Кортни?

Юный бог улыбнулся ей. Казалось невозможным, чтобы это был тот самый человек, взъерошенный, окровавленный, грязный, закутанный в дымящиеся тряпки, дрожащий и жалкий, которому она накануне помогала превозмочь боль, слабость и опьянение и забраться в коляску мотоцикла.

Когда он улыбнулся ей, Сантэн почувствовала, что земля у нее под ногами покачнулась. А когда выпрямил спину, она поняла, что планета сменила орбиту и двинулась по новому пути меж звезд. Теперь все стало совершенно иным.

– Entrez, monsieur[23].

Она отступила, и он перешагнул через порог; граф встал из-за стола и торопливо пошел ему навстречу.

– Как ваши дела, капитан? – Он взял руку Майкла. – Как ваши раны?

– Гораздо лучше.

– Немного коньяку поможет еще больше, – предложил граф и искоса взглянул на дочь. В животе у Майкла заныло, и он энергично кивнул.

– Нет, – твердо ответила Сантэн и повернулась к Анне. – Нужно осмотреть рану капитана.

Слабо протестуя, Майкл позволил отвести себя к стулу перед огнем, и Анна расстегнула его портупею, а Сантэн сзади сняла китель с плеч.

Анна размотала повязку и одобрительно хмыкнула.

– Горячей воды, детка, – приказала она.

Они тщательно промыли и обсушили раны, затем смазали их свежей порцией мази и снова перевязали чистыми полосками льняной ткани.

– Хорошо заживает, – кивнула Анна. Сантэн тем временем помогала Майклу надеть рубашку.

Она не знала, что кожа мужчины может быть такой гладкой – на боках и на спине. Темные волосы курчавились на шее, и он был такой худой, что позвонки на спине выделялись, как бусины четок. По обеим сторонам от них тянулись полоски крепких мышц.

Она зашла спереди и стала застегивать на нем рубашку.

– Вы очень нежны, – негромко сказал он, и она не посмела заглянуть ему в глаза, опасаясь выдать себя перед Анной.

Волосы у него на торсе густые, вьющиеся и упругие (она невольно коснулась их), а соски на плоской груди темно-розовые, крошечные, однако под ее взглядом они затвердели и стали выпуклыми – этот удивило и очаровало ее. Она не думала, что у мужчин тоже может происходить такое.

– Идем, Сантэн, – строго сказала Анна, и Сантэн вздрогнула, поняв, что разглядывает его тело.

– Я пришел поблагодарить вас, – пояснил Майкл. – И не хотел доставлять хлопоты.