– Ну, это еще хорошо, что хоть ищет и мечется, а не сидит и за юбку твою держится. Как многие сейчас, – ответил Гуров и понял, что ляпнул что-то не то, потому что Динино лицо вдруг из смуглого стало бледным и слезинки покатились из глаз.

– Лучше бы за юбку мою держалась, – выдавила из себя одноклассница. – Теперь вот пропала. Ей и я, и Асия, и отец, и Алим писали и звонили. Молчит, словно и нет ее уже на этом свете. – Дина всхлипнула и, поспешно достав платочек, стала вытирать слезы.

Лев Иванович встал и, по-хозяйски уверенно открыв кухонный шкафчик, достал оттуда пузатую бутылочку «Хеннесси».

– Давай-ка я тебе немного коньяку накапаю, чтобы ты успокоилась.

– Я не пью совсем, – испуганно посмотрела на него Дина.

– У тебя аллергия на спиртное? – решил уточнить Гуров, но Дина покачала головой, и тогда он сказал: – Так я тебе пить не предлагаю. Это вместо валерьянки. Коньяк обладает сосудорасширяющим и успокаивающим действием, нормализует давление и снижает нервное напряжение, – наставительным голосом отчеканил он. – Сам я за рулем, а тебе нужно успокоиться и все мне подробно рассказать. А как ты расскажешь, если все время будешь слезы лить?

– Ладно, но только чуть-чуть, – шмыгнув курносым носиком, согласилась Дина.

Лев Иванович, словно аптекарь, накапал в маленькую рюмочку немного ароматного коньяка и подвинул его Дине. Та осторожно, словно боясь, что после этого упадет замертво, пригубила, а потом выпила все содержимое рюмочки до дна.

– Вот и отлично. Теперь съешь чего-нибудь, а потом расскажешь мне все с самого начала. Договорились? – Лев Иванович успокаивающе положил свою руку на руку Дины и заглянул ей в глаза.

Они молча ели минут десять, и Гуров все это время украдкой наблюдал за Диной. Он все пытался вспомнить ее такой, какой она была в юности, и восстановить в памяти те черты ее лица, которые в то время приводили его то в восторг, то в оцепенение, в зависимости от того, в каком настроении он сам тогда пребывал.

Коньяк начал действовать, и круглые щечки Дины раскраснелись, а с глаз стала уходить пелена, и они приобрели прежний, ясный и чистый голубой цвет, который был присущ им в те далекие школьные дни.

«Все-таки удивительная вещь – время, – подумал Лев Иванович. – Иногда оно старит нас и изменяет до неузнаваемости, а иногда, в редкие часы, наоборот, показывает нас друг другу такими, какими мы были много-много лет назад, в юности. И нам начинает казаться, что время остановилось и мы остались такими же красивыми и молодыми, как были».

– Айнура, в отличие от Асии и Алима, никогда не была серьезной девочкой и ко всему относилась слишком уж легко и беззаботно. Она никак не хотела взрослеть… – начала рассказывать Дина, когда они с Гуровым убрали со стола посуду и сидели на кухне только потому, что в ней было уютней, чем в комнате у Дины, где не было стульев, а стояли только большая кровать и небольшое кресло-качалка. – Училась она, в отличие от брата, посредственно, и ушла из школы, не доучившись до одиннадцатого класса, в колледж. Алим же окончил школу с серебряной медалью и поступил в институт. Он всегда мечтал стать доктором. Они с Айнурой хотя и двойняшки, но такие разные, – добавила Дина и сильнее сжала чуть полноватые губы, сдерживая эмоции.

– Где вы живете в Крыму? – чтобы немного отвлечь Дину от образа Айнуры, спросил Гуров.

– Сначала жили в Джанкое, там родилась Алия, а потом переехали в Бахчисарай. Алим с Айнурой родились уже там. Учиться Айнура уехала в Ялту. Ей вдруг захотелось стать самостоятельной и независимой. Мы с мужем в деньгах никогда не нуждались, даже в сложные девяностые у нас в доме был достаток. Но детей воспитывали в строгости и не баловали, приучали к тому, что деньги нужно зарабатывать самим, а на родителей не надеяться. Сами работали с Рамилем день и ночь и детей приучали к труду. – Дина многозначительно посмотрела на Гурова.