Они допили чай, Иван расплатился. Он сегодня ел говядину, а Таня овощной салат с полюбившейся пресной лепешкой. Она перестала употреблять мясо и рыбу после того, как… Пропала ее дочь! Не умерла – пропала. Таня все еще не желала мириться с потерей. И верила в чудо…

Как завещала Ангелина.

– Что-то ты погрустнела, – услышала Таня голос Ивана.

– Нет, – встряхнулась та. – Я просто задумалась.

– О чем, если не секрет?

– Может ну его, этот «Сансет»? Пойдем просто искупаемся?

– Я бы с радостью, но плавок при мне нет.

Одет Иван сегодня был во все белое: футболку, шорты, кеды. Сумки нет. Телефон, ключи и деньги по карманам.

– А как бы ты с яхты нырял? Голышом?

– Я не собирался купаться. Только любоваться тем, как это делаешь ты.

– Что нам мешает зайти в ближайшую лавку за плавками?

– Мое нежелание. – Она приостановилась и вопросительно на него посмотрела. – Для меня сейчас вода холодная. Я не хочу в нее нырять…

– Двадцать пять – холодная?

– Неделю назад была двадцать семь, я купался. А сейчас зябко.

– Какой ты неженка!

Иван раскатисто рассмеялся:

– Да я опять болтаю! Мне татуху набили позавчера. Пока нельзя мочить. А так я в Крещение в прорубь ныряю и ничего…

– И где татуха? – Те участки тела, что доступны взору, были чистыми.

– На плече. И сейчас, если что, под рубашкой заживляющий пластырь размером со школьную тетрадь.

– Что набил? – полюбопытствовала Таня.

– Картину Пикассо.

– Опять прикалываешься?

– На этот раз нет. Реально Пикассо. Моя любимая его картина. Били пять часов, но еще коррекция потребуется.

За этим разговором они дошли до фуникулера, заняли кабинку и начали спуск.

– Иди купайся, я подожду тебя в кафе, – предложил Иван, когда они достигли конечной точки.

– Мне одной не хочется…

– Тогда пошли в порт, возьмем билеты на «Сансет».

– Он далеко?

– Нет, минут пятнадцать идти. Но мы можем взять такси.

– Пешком, – мотнула головой Таня. По этому милому городку хотелось прогуливаться, главное, следить за движением, никто из водителей не соблюдал правил.

И они потопали. Оказалось, до порта она совсем чуть-чуть не дошла утром.

– А это что за дяденька? – спросила Таня, указав на памятник, стоящий на площади.

– Мустафа Кемаль Ататюрк, самый почитаемый в Турции человек. Тут повсюду памятники ему, как в СССР Ленину.

Ей было все интересно. Таня много путешествовала, но мало знала о тех странах, где бывала. Виктор занимался организацией их отпусков, и главным для него было отдохнуть самому и развлечь детей. Поэтому они обычно летали в теплые края, а там, конечно, не только купались и загорали, но и катались на джипах, лодках, слонах, посещали парки аттракционов, дельфинарии, смотровые площадки. А Тане хотелось на скучные, по мнению мужа, экскурсии по храмам, развалинам. Да просто по базарам и блошиным рынкам. В них дух страны…

Но нет, ее интересы не учитывались! Она жена и мать и должна находиться с семьей, ни один из членов которой, даже Ангелина, не желает ползать по разрушенным еще в прошлом веке строениям.

Таня с Иваном вышли к порту. Некоторые яхты стояли на приколе, другие причаливали под бодрую музыку. Пахло жареными каштанами и кукурузой – их продавали поодаль. А еще мидии, на вид неаппетитные. Но их покупали.

– Хочешь что-нибудь? – спросила Иван.

– Каштанов.

Он купил ей пакетик и пошел договариваться о морской прогулке. Таня уселась на лавку под раскидистой пальмой и принялась есть. Каштаны она полюбила, когда была беременной, и они с Витей отдыхали в Ницце. Там их на каждом шагу продавали. От них ее не тошнило, вот и грызла их постоянно, точно белочка.