«А ведь у неё муж…»
«На дачу с друзьями…»
«Интересно, какой он, этот счастливчик?»
– Да, я помню, – кивнул заведующий, даже не поднимая глаз от бумаг. – Только задержись на минутку, надо всем вместе с одним документом ознакомиться.
В ответ раздались недовольные вздохи. Никому не хотелось сейчас читать какие-то бумаги – выходные так близко, а в голове у каждого уже крутились свои планы.
Но больше всего…
Больше всего каждый из них в этот момент мечтал оказаться на её даче.
На месте её мужа.
Фантазии разгорались, как пламя. Кто-то представлял, как она, мокрая от речной воды, выходит на берег, кто-то – как застенчиво улыбается, поправляя купальник… А кто-то – как её губы шепчут что-то на ухо именно ему, а не тому неведомому счастливчику, который ждал её дома.
Они хотели быть на его месте.
Хотели, чтобы она смотрела на них так же нежно.
Хотели…
Но всё, что им оставалось – это сидеть здесь, в полумраке пустого отделения, и украдкой провожать её взглядом, пока она, наконец, не пойдёт к выходу.
А потом – просто вздохнуть.
И постараться забыть.
– Значит так… – голос заведующего отделением, Игоря Ивановича, прозвучал резко, словно удар хлыста.
Тишина в комнате стала гнетущей, воздух будто сгустился, наполнившись тревогой. Врачи замерли, перестали перешёптываться, все взгляды устремились на начальника, который медленно разворачивал лист бумаги.
– Я получил служебную записку от старшей медсестры нашего отделения.
Пауза.
Гулкий стук собственного сердца в висках.
– Вчера вечером одному из больных поставили капельницу, перепутав лекарства.
Ангелина замерла.
– Больной впал в кратковременную кому.
– Но благодаря работе реаниматологов был спасён и сейчас идёт на поправку.
Выдох. Но не облегчение.
– Судя по записям в наших журналах…
Глаза Игоря Ивановича поднялись, остановившись на ней.
– Это ошибка нашей Ангелины.
Девушка вздрогнула, будто её ударили. Глаза мгновенно наполнились слезами, но она не позволила им пролиться – лишь стиснула зубы, опустив голову.
– Извини, но я обязан сообщить об этом в полицию – мрачно продолжил зав.отделением.
Эти слова прозвучали как приговор.
– Боюсь, день рождения мужа ты проведёшь в тюрьме.
Все присутствующие затихли, смотря на неё с жалостью, и сочувствием, с немым вопросом: «Как же так?»
Ангелина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она не хотела плакать. Не хотела показывать слабость. Но страх был сильнеё.
– Вы хотите спросить, зачем я это рассказал при всех? – Игорь Иванович окинул всех тяжёлым взглядом. – Поясняю. Я не хочу, чтобы после ареста Ангелины ходили слухи, что я её подставил, скрывая чужие ошибки.
Арест.
Словно нож в сердце.
– Ангелина… – его голос стал чуть мягче, но не менеё твёрдым. – Скажи, ты перепутала препараты?
Она не могла солгать.
– Да… – её голос был тихим, словно шёпот потерянного ребёнка.
Мужчины ошеломлённо затихли. Кто-то потупил взгляд, кто-то сжал кулаки, но никто не сказал ни слова. Им было жалко её. Такую молодую. Такую красивую. Такую… обречённую.
– Ангелина, пойдём в мой новый кабинет. Напишешь объяснительную, я приобщу её к делу и отправлю в полицию.
Она шла за ним, опустив голову , словно преступница на эшафот. Сердце колотилось, в висках стучало, в глазах темнело.
Тюрьма.
Допросы.
Позор.
Перед глазами промелькнули образы спившейся соседки, отсидевшей три года за кражу. Её жёлтые зубы, потухший взгляд, руки в уродливых наколках…
Нет. Нет. Нет!
Она не могла допустить этого.
Не могла.
Как только дверь кабинета закрылась , всё внутри оборвалось.
И она упала на колени.
– Пожалуйста… – её голос сорвался , слёзы хлынули ручьём.