Его член вздрогнул, будто получив электрический разряд. Сашка даже не заметил, как у него снова встал – на этот раз такой твёрдый, что казалось, он сейчас прорвёт ткань брюк.

Ангелина стояла, опустив голову. Её лицо пылало таким ярким румянцем, что казалось – если прикоснуться, можно обжечься.

"От стыда", – подумал Сашка, но это была лишь слабая попытка оправдать происходящеё.

На самом деле его уже ничего не могло остановить.

Ни крики.

Ни угрозы.

Даже если бы в дверь вломились все врачи из соседнего отделения, он бы продолжил. Он должен был увидеть её голой. Пусть весь мир подождёт. Пусть рухнут стены.

О её чувствах он не думал. Не мог.

Возбуждение сожгло все мысли, оставив только животную, всепоглощающую жажду.

Ангелине действительно было невыносимо стыдно.

Но самое ужасное – её это жутко возбуждало.

Каждое прикосновение Сашки к пуговицам халата заставляло её кожу покрываться мурашками. Каждый его взгляд, скользящий по её телу, будто оставлял невидимые следы, по которым потом бежал горячий стыд.

И самое постыдное – она не могла оторвать глаз от его члена.

Он стоял перед ней, расстёгивал пуговицы, а его плоть в это время оживала.

Она видела весь процесс.

Видела, как он вздрогнул, когда Сашка только взялся за верхнюю пуговицу.

Как напрягся, когда расстегнулась вторая.

Как рос его член, с каждой секундой – не просто увеличивался, а преображался , наполняясь кровью, становясь больше, тверже, опаснеё. Она удивилась скорости.

Его словно накачивали невидимым насосом – за какие – то тридцать секунд, он превратился в монстра . Толстый. Длинный. Стоящий так сильно, что головка смотрела прямо в потолок.

И самое ужасное – у неё самой от этого наполнился рот слюной.

А внутри …

Внутри всё задрожало.

Она бы никогда не призналась себе в этом, но…

Ей хотелось его взять в рот. Почувствовать в себе. Большой. Молодой. Твёрдый. Горячий. Мужской хуй. Вот и всё, о чём она сейчас думала.

– Ну что, стесняешься? – Алекс хрипло рассмеялся, наблюдая, как Сашка замер, словно загипнотизированный.

Сашка даже не ответил. Его пальцы наконец добрались до последней пуговицы.

Халат распахнулся.

Ангелина вздрогнула, но не сделала ни шагу назад.

– Блядь… – прошептал Алекс, и в его голосе была вся гамма эмоций – от восхищения до животной жадности.

Сашка тяжело дышал.

Его руки потянулись к бретелям бюстгальтера. Ангелина закрыла глаза.

Но не остановила. Она стояла перед ними словно ожившая статуя Венеры.

Грудь, живот – всё открыто. Всё для них .

Сашка аж закашлялся от перехватившего дыхание.

Алекс прикусил губу , словно боялся, что издаст слишком дикий звук.

Ангелина чувствовала их взгляды. На своей коже. Между ног. В самой глубине души. И знала – обратного пути нет.

– Ты… – Алекс сделал шаг вперёд. – Ты прекрасна.

Сашка не говорил ничего. Он просто смотрел. Ждал. Хотел.

Ангелина вздохнула. И сдалась. Грех никогда не был таким сладким.

Алекс не выдержал медлительности Сашки. Его терпение лопнуло, как перегретый паровой котёл. В одно мгновение он подскочил, грубо отодвинул растерянного друга в сторону и с яростной решимостью принялся за оставшиеся пуговицы. Его пальцы двигались с такой поспешностью, что казалось, вот-вот порвут тонкую ткань. Последняя пуговица поддалась с едва слышным щелчком, и халат, словно ненужная теперь преграда, был швырнут на стол с таким размахом, что его рукав зацепил стоящий на краю стакан, едва не опрокинув его.

Они оба отступили на несколько шагов назад, будто художники, оценивающие только что открывшуюся перед ними картину. И картина эта была поистине достойна восхищения.