Поправляю укороченную толстовку так, чтобы не был виден живот. Кожу пощипывает от предвкушения. Природу и горы я люблю, а зная, как мой папа всегда ответственно подходит к выбору места для отдыха, уверена — мы окажемся в самой настоящей сказке.

Но есть и то, что расстраивает…

Погода сошла с ума. Вопреки хорошему прогнозу, дождь не останавливается. Иногда он становится редким и мелким, как прозрачные стразы, а порой, вот как сейчас, блестящими молниями колошматит по лобовому стеклу.

В дороге мы чуть больше двух часов.

На последней перед серпантином заправке остановились и выпили вчетвером кофе. Все вроде бы вполне сносно. Ярослав сказал, что в машине они с Витой почти не разговаривают. Она зависает, вставив в уши эйрподс, он сосредоточен на дороге.

Правда, сейчас, посматривая в зеркало со своей стороны, понимаю, что Загорский с Яичкиной где-то потерялись.

Позади нас никого нет.

Машину вдруг сносит немного вправо. Шины недовольно буксуют. Я тянусь к ремню безопасности, но тут же отвлекаюсь.

— Твою мать! — ругается Майк, убирая телефон и выруливая обратно на дорогу. — Ответь ей, пожалуйста, Ань, что я не в городе до понедельника. И напиши спасибо.

— Хорошо.

Обхватив телефон сразу двумя ладонями, печатаю вежливый ответ.

— Это ведь Левкович? — хмурюсь.

— Ага.

— Вы что… общаетесь? — шокированно спрашиваю.

Майк с иронией на меня смотрит:

— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то предосудительное.

— Вам виднее, — пожимаю плечами. — Это не мое дело.

— Настя взяла на себя роль заводилы в моем фан-клубе.

— «Моем фан-клубе», — передразниваю. — Авдеев, ну откуда столько самомнения?

— Это все женщины…

— Угу.

Украдкой бросаю на него взгляд, и вдруг тепло становится. На душе спокойно, ласково… Полный штиль.

Мы справились. Со всем справились: с детской влюбленностью, с непониманиями, с обидами. Я смогла забыть некрасивый, казалось бы, несвойственный Майку поступок. Передо мной он ни в чем не виноват, Настя тоже его простила. Вон, в фанатки к нему записалась.

Жмурюсь. Улыбка до ушей.

У нас впервые получается ехать в машине и не ругаться. Меня больше не бьет током, его — тоже. И бабочки, которые так любили кружиться вокруг нас двоих, высохли…

Это, значит, все не зря?..

— Кстати, — вспоминаю. — А что с твоим отцом? Он узнал про универ, да?

— Я сам сказал про свое отчисление. — Майк активно разминает шею, двигая головой.

— И как он отреагировал? Сильно ругался? У тебя будут проблемы?

— Мне завтра двадцать один, Ань. Я давно не ориентируюсь на мнение отца и живу так, как мне сейчас легче. Так, как я могу.

— И как ты сейчас можешь? — интересуюсь.

— Я переезжаю.

— Ого!..

— Да, уже нашел квартиру в новой высотке на набережной. Видела ее?..

— Шутишь? Ох, как мне там нравится, — восторженно качаю головой.

— Да, двухуровневая трешка с утепленным балконом, ремонтом и паркингом.

— Молчи, пожалуйста, — весело улыбаюсь. — Я завидую тебе страшно. И тому, что один будешь жить. Я бы тоже хотела. У меня соревнования скоро. Первые. Ты ведь помнишь, как я мечтала в них участвовать? А я не знаю, как из дома слинять.

— Да… Беда!

— А тут ты со своим «двухуровневым» счастьем.

— Так переезжай со мной, — легко зовет и, посмотрев на меня, неожиданно хмурится. — А ты почему не пристегнута? Аня, твою мать!..

В дверь что-то прилетает.

— Блин, я забыла, — тянусь к ремню, но в лобовое вдруг летит мелкий камень, а затем еще один.

Снова и снова.

Сначала я думаю, что это град, но потом понимаю — все гораздо хуже: это с гор стекает грязь, вместе с камнями и ветками.

— А-а! — вскрикиваю, когда нас подбрасывает.