Почему же она до сих пор не пришла домой? И почему не позвонила?

Он посмотрел на часы и похолодел: без четверти три. И почему время так интересно устроено? Когда ждешь какого-нибудь желанного события, то время до назначенного часа тянется невыносимо медленно, это всем известно. А когда в назначенный час должно, обязательно должно что-то произойти, но почему-то не происходит, время мчится как оглашенное. Ты уговариваешь себя, что пять минут опоздания – это ерунда, и двадцать минут – тоже ерунда, этому можно найти миллион разумных объяснений, и ничего катастрофического пока не произошло, ну еще минута, ну еще пять, ничего страшного, вот сейчас, вот уже сейчас… И вдруг обнаруживаешь, что прошло не двадцать минут, и не двадцать пять, и даже не тридцать, а три часа. Пять часов. Восемь. И ни одно из миллиона разумных объяснений уже не годится, и это означает, что пора переходить к объяснениям неразумным и оттого страшным.

Страшных объяснений Павел Седов не хотел. Он снова включил телевизор, устроился на мягком уютном диване и прикрыл глаза, мысленно представляя, как Мила придет, и как он станет ругать ее за то, что не позвонила, за то, что вовремя не заряжает батарею, за то, что не предупреждает, куда поехала, за то… Он опять провалился в дрему и проспал до шести утра.

Милены все еще не было. Павел снова потянулся к телефону. Ее аппарат по-прежнему «выключен или находится вне зоны действия сети». Зато у дежурного по городу на Петровке с аппаратом все было в полном порядке. Имя Милены Юрьевны Погодиной по сводкам не проходило. Он набрал номер, по которому давали справки о несчастных случаях и экстренных госпитализациях: а вдруг ей стало плохо? Упала, сломала ногу или руку, головой ударилась? Да мало ли как бывает. Правда, врачи обычно звонят домой, ставят родственников в известность, но врачи тоже всякие бывают, могли и не позвонить. Но и по этому номеру о Милене информации не дали.

Павел проклинал себя за то, что так мало интересовался жизнью Милы, ведь он даже телефонов ее подружек не знает. И самих подружек почти не знает, в памяти осели парочка имен и лиц, но ни фамилий, ни адресов, ни телефонов… Оля, Марина… Какие-то «девочки» с курса. Еще была, кажется, Тамара, с ней Милена в больнице лежала, вернее, не в больнице, а в клинике, в Швейцарии. Вот, пожалуй, и все. И записной книжки у нее нет, она все номера в телефон записывала.

Он торопливо оделся, выскочил из дома, сел в машину и поехал на Петровку. Ему повезло, почти всю дежурную группу он знал если не по именам, то хотя бы в лицо. До создания Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Павел боролся с наркопреступлениями, будучи сотрудником МУРа, и здесь, на Петровке, его еще не забыли.

– Паш, а ты не гонишь? – недоверчиво переспросил его следователь. – Ну молодая же баба, с кем не бывает. Всего один раз дома не ночевала, а ты уже волну поднимаешь.

– С Миленой такого быть не может, – твердо проговорил Седов. – Ты ее не знаешь, а я знаю. Она очень ответственная и обязательная. Она не может просто так взять и загулять.

– Да может, Паша, может. Все могут. Ты не обольщайся.

– Ты не понимаешь.

– Чего я не понимаю? Что жена Цезаря вне подозрений? – устало усмехнулся следователь.

– Да при чем тут это! Я наркотиками занимаюсь, и чтобы на меня воздействовать, могут сделать все, что угодно! Машину мою взорвать, квартиру поджечь, меня избить, бабу мою похитить. Ты что, тупой?!

– А у тебя что, серьезная разработка идет?

– В том-то и дело. Там не один миллион крутится.