– Один парень из вашингтонского университета придумал снежному человеку латинское название. Giganto…

– Не трудись, дальше я понял, – перебил ее Лу и снова повернулся к Сью. – Так что, вы понимаете, учитывая все остальное, его признание не многого стоит. Любой адвокат, даже самый распоследний, вмиг его от тюрьмы отмажет и вспотеть не успеет.

– Значит, сейчас он свободен и мы можем его забрать? – спросила Джилли.

Лу снова кивнул:

– Да. Забирайте. Только присматривай за ним как следует, Джилли. Попадет сюда еще раз, я его мигом на психиатрическое освидетельствование отправлю. И попробуй все же уговорить его сознаться, ладно? Это не только мне нужно, но и ему тоже. Если мы распутаем это дело и обнаружим, что он в нем замешан, ему это так просто с рук не сойдет. Спасательные жилеты мы тут не выдаем.

– Нет? И даже тем, кто приглашает тебя на обед? – сияя, спросила Джилли, довольная, что Цинк не попадет в тюрьму.

– Чего?

Девушка схватила со стола карандаш и бумагу, быстро нацарапала: «Джилли Копперкорн задолжала Горячке Лу один обед в любом ресторане на его выбор» – и передала записку ему.

– По-моему, это называется подкупом должностного лица, – сказал он.

– Да? А я называю это дружеским общением, – ответила Джилли невозмутимо и широко улыбнулась.

Лу глянул на Сью и закатил глаза.

– Нечего на меня так смотреть, – заявила та. – Я здесь единственный нормальный человек.

– Это ты так думаешь, – съязвила Джилли.

Лу поднялся из-за стола, всем своим видом показывая, как он устал.

– Ладно, пошли выпускать вашего героя, а то еще подаст на нас в суд за то, что кофе не из Царства Мертвых ввозим, – сказал он и зашагал по направлению к изолятору.

Цинк выглядел как любой уличный мальчишка, дня два не встречавшийся с сытным обедом. Джинсы, футболка и куртка на нем были потрепанные, но чистые; зато голова напоминала плохо подстриженный газон, тут и там покрытый восклицательными знаками взъерошенных прядей. Для человека, не знакомого с наркотиками, зрачки его темно-карих глаз были подозрительно широки. Семнадцатилетний, он вел себя как первоклассник.

Жил он в Верхнем Фоксвилле, на чердаке заброшенного дома, куда самовольно вселился в компании двух свободных художниц, специальностью которых были перформансы; туда Джилли со Сью и доставили его на машине последней. По-настоящему это был никакой не чердак, а верхний этаж нежилого доходного дома, который кто-то изобретательный превратил в подобие студии, разобрав все перегородки, так что только опорные колонны да пожитки самовольных поселенцев скрашивали теперь зияющую пустоту.

Когда они приехали, Люсия и Урсула были дома, репетировали новый номер под аккомпанемент странной мешанины звуков, источником которой служил включенный на минимальную громкость магнитофон: электронную музыку периодически прерывал звон бьющегося стекла. Завернутая в полиэтилен Люсия лежала на полу, ее черные волосы веером рассыпались над головой. То и дело она дергала рукой или ногой, отчего полиэтилен туго натягивался вокруг ее тела. Урсула, скорчившись рядом с магнитофоном, монотонно повторяла стихотворение, которое состояло из одной строки: «Нет никаких законов». С тех пор как Джилли видела ее в последний раз, Урсула побрилась налысо.

– Что я здесь делаю? – тихо спросила Сью. Она даже не пыталась скрыть изумление.

– Наблюдаешь жизнь другой половины общества, – ответила Джилли, направляясь к свалке принадлежавшего Цинку барахла, которая занимала добрую треть чердака.

– Ты только посмотри на это, – не унималась Сью. – И как он его сюда затащил?