Не могу сказать, что там была совсем уж дыра: не грязно, а просто как-то бестолково. По пути мы миновали столовую – точнее, комнату, которая в любом другом доме называлась бы столовой, но у тети Пег вместо большого обеденного стола посреди комнаты размещался стол для пинг-понга. Еще больше меня удивило, что прямо над ним нависала громадная люстра, которая наверняка мешала играть.

Наконец мы расположились в просторной гостиной – такой большой, что сюда поместилось довольно много мебели и даже рояль, бесцеремонно втиснутый в угол.

– Кто-нибудь хочет выпить? – спросила Пег, направляясь к бару. – Мартини? Кому? Всем?

Нестройный хор голосов подтвердил, что все хотят мартини.

Вернее, почти все. Оливия от выпивки отказалась и хмуро уставилась на Пег, смешивающую коктейли. Она будто подсчитывала в уме стоимость каждой порции вплоть до полпенни (не исключено, что именно этим она и занималась).

Тетя вручила мне мартини, словно мы с ней всю жизнь вместе выпивали и это самое обычное дело. К собственному удовольствию, я почувствовала себя совсем взрослой. Мои родители тоже пили (ну еще бы, а какой белый англосакс не пьет?), но меня никогда не приглашали. Приходилось прикладываться тайком. Теперь, видимо, не придется.

Чин-чин!

– Пойдем, покажу тебе твои комнаты, – сказала Оливия.

Я последовала за ней по коридору, узкому, как кроличья нора. В конце коридора была дверь, ее-то Оливия и открыла.

– Это квартира твоего дяди Билли. Пег решила поселить тебя здесь.

Я удивилась:

– У дяди Билли есть тут квартира?

Оливия вздохнула:

– Твоя тетя питает к мужу такие нежные чувства, что держит для него эти апартаменты, чтобы ему было где остановиться, случись он проездом в городе.

Возможно, мне показалось, но «нежные чувства» Оливия произнесла таким тоном, каким обычно говорят «неизлечимая сыпь».

Что ж, спасибо тете Пег за любовь к дяде Билли: его квартира оказалась чудесной. В отличие от других помещений наверху, ее не захламляла уродливая мебель, наоборот – здесь чувствовался стиль. Маленькую гостиную с камином дополнял красивый письменный стол из черного лакированного дерева, на котором стояла печатная машинка. На полу спальни – с окнами на Сорок первую улицу и двуспальной кроватью из хромированного металла и темного дерева – лежал белоснежный ковер. Прежде я никогда не стояла на белом ковре. К спальне примыкала просторная гардеробная с большим зеркалом в хромированной раме и абсолютно пустым новеньким шкафом. В углу я заметила маленькую раковину. Везде было безупречно чисто.

– Отдельной ванной комнаты тут нет, к сожалению, – сообщила Оливия, пока рабочие в комбинезонах заносили мои чемоданы и швейную машинку в гостиную. – Через коридор – общая ванная, будешь пользоваться ею пополам с Селией, она тут тоже временно живет. В другом крыле – квартиры мистера Герберта и Бенджамина. У них своя ванная.

Я понятия не имела, кто такие мистер Герберт и Бенджамин, но сообразила, что вскоре нам предстоит познакомиться.

– А вдруг квартира понадобится Билли?

– Сильно сомневаюсь.

– Точно? Если он приедет и захочет пожить здесь, я, конечно, могу переселиться и в другую комнату… Я к тому, что апартаменты шикарные, мне подойдет и попроще.

Я лгала. Я хотела жить именно в этой квартире, жаждала ее всем сердцем и в мечтах уже видела своей. Здесь я, Вивиан Моррис, добьюсь чего угодно!

– Твой дядя не появлялся в Нью-Йорке уже четыре года, – отчеканила Оливия, сверля меня своим фирменным взглядом: будто она просматривает мысли собеседника, как кинохронику. – Можешь располагаться и не тревожиться на его счет.