Вопросы, как и всегда, были прямыми, резкими.

– Отчего твои опекуны дали тебе пинка: потому что ты мнишь себя воином и водишься с оболтусами – или из-за блужданий?

Джебрасси в поклоне уперся растопыренными пальцами в землю. Саммы могли спрашивать что угодно – от них никто и не ждал хороших манер.

– На самом деле они не мои. Моих настоящих мер и пер забрали.

– «Забрали»? Каким образом?

– Пришел кошмар.

Это всего лишь эвфемизм; Джебрасси стыдился его использовать.

Самма не выказала ни единого признака понимания – в конце концов, не это требовалось в ее работе. Да и кто способен понять, что происходит при вторжении?

– Грустная история, – сказала она.

– Новая пара опекала меня пару сотен пробуждений. Потом, видно, утомились, – продолжил Джебрасси.

– От чего?

– От моей грубости. От моего любопытства.

– Где ты спишь?

– Иногда под мостом. Или прячусь в кластерах на стенах сливного канала.

– В старых Веблах? Наверху, среди фальшивых книг?

– Неподалеку. Там много пустых ниш. Порой друг навещает. – Джебрасси рассеянно похлопал себя по колену. – В общем, есть где пристроиться.

– Кто-нибудь разговаривал с твоим визитером?

Джебрасси поднял один палец: «да».

– Мой друг иногда о нем рассказывает.

– Но сам ты этого не помнишь?

Два пальца обрисовали в воздухе круг: «нет».

– Ты слышал, чтобы кто-нибудь еще блуждал?

Лоб юноши пошел складками:

– Возможно. Как-то раз я встретил сияние. Она… в общем, она сказала, что нам надо поговорить. Не знаю почему.

Здесь Джебрасси сделал многозначительную паузу.

– Разве в тебе нет ничего ценного?

– Я воин, бродяга, не семейный тип…

Самма несколько раз ухнула, выражая презрительную насмешку.

– Ты ничего не смыслишь в сияниях, признайся?

Он метнул в нее испепеляющий взгляд.

– Говоришь, ты ничего не стоишь, но вовсе не из-за блужданий. Спрашивается, почему?

– Мне хочется знать больше. Если бы меня взяли в поход, я бы сразился с Высоканами и сбежал из Ярусов.

– Ого! Ты хоть разок видел Высоканов?

– Нет, – буркнул он. – Но я знаю, что они существуют.

– Решил, что ты особенный, потому что хочешь убежать?

– Меня не волнует, особенный я или нет.

– Ты считаешь, та девушка совсем тупая? – поинтересовалась самма. С начала беседы она даже не шевельнулась, хотя от сидения на корточках у Джебрасси начинали ныть колени.

– На тупую вроде не похожа…

– Почему ты вновь хочешь с ней встретиться? – спросила самма, почесывая руку грязным ногтем.

– Было бы интересно найти кого-нибудь – кого угодно – кто думает, как я.

– Ты воин, – заметила она. – И гордишься этим.

Он отвел глаза и поджал губы.

– Война – это игра. Ничего реального у нас нет.

– Мы появляемся на свет в руках умбр, нас воспитывают опекуны и наставники. Мы работаем, мы любим, мы исчезаем, когда за нами приходит Бледный Попечитель. Появляется новая молодежь. Разве это недостаточно реально?

– Снаружи есть что-то большее. Нутром чую.

Она мягко качнулась взад-вперед.

– Что тебе снится? Когда не блуждаешь.

– То вторжение, когда пропали мер и пер. Я все видел, хотя едва успел выйти из креши. Когда все кончилось, смотрители заставили меня спать, и мне стало лучше, но сон все равно не оставляет… Мне казалось, пришли за мной, а забрали почему-то их… бессмыслица…

– Отчего же?

– Вторжения приходят и уходят. Смотрители устраивают тени, заливают все туманом, подчищают следы – и на этом все. А учителя просто молчат. Никто не знает, откуда появляются вторжения или что они тут делают – непонятно даже, почему их называют «вторжениями». То есть они приходят снаружи? Из Хаоса – а что это такое? Хочу знать больше.