- Об этом ты не упоминал, - покачал головой капитан.

- Не придал значения, - пожал плечами владелец яхты. – Вспомнил только теперь.

- И что ты думаешь обо всем этом?

- Пока – ничего. Слишком мало информации, - пожал плечами Камиль. – Нужно сниматься. Будем на месте как раз к рассвету. Ты иди, а я, пожалуй, снова перемещусь в Махтанбад. Нужно узнать, что еще не успела поведать маска. Осталась как раз одна попытка. Последняя.

- Может, мне лучше остаться, - Раджаб не хотел покидать друга. – От того, что мы придем не утром, а к обеду, ничего не изменится. А мне не понравилось то, что сегодня ты пробыл в городе четыре часа вместо нескольких минут, как раньше.

- Не волнуйся, друг, - попробовал успокоить Камиль. – Я поднимусь на мостик, когда вернусь. Или ты заглянешь ко мне после того, как станешь на якорь, если что-то снова пойдет не так. По лицу капитана владелец яхты видел, что тому ох как не хочет подчиняться. А потому, придав голосу приказной тон, велел:

- Иди!

Едва за Раджабом закрылась дверь, Камиль снова подошел к сейфу. Положил в него мешочек с камнем. Взял в руки маску. Сел в кресло. Глубоко вдохнул, словно перед тем, как нырнуть в воду, и приложил артефакт к лицу.

13. Глава третья. Махтанбад

Мать Тианы сидела в глубоком кресле у низенького столика и лакомилась восхитительным лукумом, который готовили в одной из кондитерских неподалеку от дворца падишаха.

Хозяйкой этой кондитерской была её давняя подруга. От прародительницы ей достался дар услаждать неземным вкусом сладостей нёбо и язык любого, даже самого взыскательного гурмана.

Конечно, владельцем кондитерской считался муж той, что неустанно трудилась над изготовлением халвы и пахлавы, рахат-лукума и щербета. Но это не значило ровным счетом ничего! Назначь владельцем хоть верблюда, хоть ишака, каждому в городе известно, кто заправляет всем на самом деле!

Участь мужчины – стоять за прилавком, нахваливая товар, да подсчитывать барыши. Остальное всегда лежало на плечах женщин. Тех, чьими прародительницами были сестры пери.

Для матери Тианы в кондитерской всегда был кусочек самой свежей халвы, самого нежного рахат-лукума, что таял во рту. Пусть даже все, что удавалось ей изготовить за день, тотчас уносили во дворец падишаха.

Женщина наблюдала, как наряжается к празднику её дочь.

Расшитое перьями райской птицы парчовое платье, оставляющее щиколотки открытыми, надетое поверх тонкой муслиновой сорочки, служанки стянули шнуровкой на спине. Что сделало и без того стройный стан молодой женщины еще тоньше, а пышную грудь в вырезе глубокого декольте – еще пышнее и аппетитней.

Тиана подняла волосы вверх, раздумывая, какую прическу сделать сегодня. Пышные локоны упали на спину и плечи, едва жена падишаха опустила руки.

- Оставь как есть, - усмехнулась мать. – Твоим волосам позавидует самая прекрасная пери, что услаждает взор духов пустыни.

- Мне есть кого услаждать, кроме духов, - ответила улыбкой на улыбку дочь. – Да и потом, я хочу сегодня потанцевать! Волосы могут стать тому помехой. Того и гляди запутаются!

- Или кто-то запутается в твоих кудрях навечно, - продолжала подшучивать мать. Но умолкла, увидев, как нахмурилась Тиана. Поняла, что ей неприятны подобные разговоры.

- Заплетите косы! – велела служанкам. – Украсьте их нитями жемчуга и уложите на спине!

Вскоре запястья и щиколотки жены падишаха обвили золотые браслеты, её ступни нырнули в парчовые остроносые туфельки из ткани точь-в-точь такой же, как и платье, на мраморную грудь легло ожерелье сверкающее драгоценными сапфирами и изумрудами в обрамлении крупного черного и розового жемчуга.