– Никто не знает, а ты знаешь?

– За семь лет чего только не пронюхаешь, – рассмеялась Зои.

Она чувствовала, что Максиму не терпится расспросить её об Ауровиле. И даже догадывалась, какие вопросы он задаст, но пока не давала ему этой возможности, наслаждалась преимуществом.

– Хочешь, проведу тебя в Матримандир? Можем помедитировать вместе.

– Помедитировать? – Максим скривился. – Это вряд ли.

– Почему?

– Я в этом ничего не понимаю.

– Не страшно. Я помогу. Подберу нужные книжки. Ты читал что-нибудь из Матери? Она вот с четырёх лет медитировала.

– Мирра Альфасса? Нет, не читал.

– Напрасно. Там интересно. Начни хотя бы с «Учения цветов».

– Звучит… интригующе.

– Ещё бы! Мать писала, что цветок – это идеал нашего бытия. «Каждый из нас должен стремиться к тому, чтобы уподобиться цветам: стать открытым, честным, равным, щедрым, приветливым».

– Щедрые и честные цветы?

Максим покончил с завтраком, но уходить явно не собирался. В столовой тем временем собралось ещё пять или шесть постояльцев, и Зои была этому только рада – в гуле их голосов можно было говорить свободно, не опасаясь, что тебя подслушают.

– Да. Мать учила, что нужно полюбить цветок, позволить ему влиять на тебя. Наладить с ним душевную связь.

– Душевную связь с цветком?

– «Когда вы становитесь восприимчивы к душевным вибрациям цветов, усиливается ваша сокровенная связь с вашей собственной душой».

– Это цитата?

– Да. Из «Учения цветов». Я его несколько раз читала.

– И ты во всё это веришь?

– Не знаю, не думала об этом.

– То есть как?

– Ну, просто читала, и всё. Мне это нравится. А верить или нет… Не знаю. Просто всё это любопытно. Мать говорила, что цветы чувствуют красоту. И они умеют любить. Цветение – их форма любви. «Если видите, как цветок раскрывается солнцу, знайте, что в этом он проявляет желание дарить красоту».

Максим тихо вздохнул, однако не стал прерывать Зои.

– В Ауровиле было много цветов. Мать даже делала из них амулеты. Говорят, один такой амулет из лепестков она подарила шотландскому скалолазу. Он потом упал со скалы, метров с десяти, и не просто выжил, а вообще даже не поранился.

– И ты в это веришь?

– В то, что он упал, или в то, что выжил?

– В то, что его спас именно амулет.

– Я такого не говорила. Да и опять же, не думала, верить этому или не верить. Мне просто любопытно обо всём этом читать. Там ведь на самом деле всё запутано, я многого не понимаю. Особенно разговоры про карму. Ведь карма – это закон причины и следствия, так?

Максим неуверенно повёл плечами.

– Тебе воздаётся за все поступки, – продолжала Зои, – если не в этой жизни, то в одной из следующих. Сделаешь добро, и оно к тебе вернётся. Всё, казалось бы, просто. А вот в Пудучерри – был там? – на базарной площади раньше стояли ребята с белыми голубями. В каждой корзинке – по десять голубей. И туристам предлагалось отпустить их за тысячу рупий. То есть, по сути, им продавали благие заслуги, забавно, правда? Платишь тысячу рупий, отпускаешь голубя, и вроде как это тебе зачтётся. Мелочь, конечно, но ведь последняя соломинка сломала спину нагруженного верблюда. Ты понимаешь, о чём я?

– Да, – кивнул Максим.

– И туристы охотно выкупали голубей. Чувствовали, что делают нечто важное, благородное. Не знали, что крылья у них подрезаны – голуби не могли улететь далеко, а в соседнем квартале их заново отлавливали мальчишки и возвращали назад, на базарную площадь. Самых выносливых хватало почти на двадцать таких полётов, потом они умирали.

Зои всегда хотелось плакать, когда она пересказывала эту историю.