– Привет, – тихо проговорил родитель, когда я опустилась на предложенное место.

Не знала, куда деть свои глаза и руки. Создавалось ощущение, что ошиблась квартирой и вообще семьей. Отчего-то в голове возник образ, что я грязное уличное кашпо, и какой-то садовник по ошибке занес меня в дорогой замок, сделанный в стиле барокко, и поставил в ряд с золотыми хрустальными вазами. Примерно так я себя ощущала.

– Доброе утро, – проговорила тихо. В горле от волнения встал ком.

Но моя мачеха и сводная сестра, в отличие от нас с отцом, чувствовали себя вполне комфортно.

– Тань, тебе чай или кофе приготовить? – поинтересовалась Ирина.

– Чай, пожалуйста, черный, – откашлялась.

– Хорошо, – кивнула женщина, подхватив кружку с кофе, поставила ее перед мужем и вернулась за кухонную столешницу.

– Кстати, папуль, мы сегодня с Таней идем по магазинам. Ей нужно обновить гардероб, ты закинешь денежку мне на карту? – ласковым тоном прощебетала Лера.

– Конечно, – тут же засуетился отец. – Тань, тебе тоже нужно сделать банковскую карту. – Мне показалось, или в голосе родителя послышалось волнение?

Кивнула. Банковской карты у меня нет. Да и не нужна она мне. Чаевые и отработанные за смену деньги в кафе, где раньше трудилась, отдавали наличными перед уходом. А элементы отец присылал матери на карту. Естественно, карту и денег я никогда не видела. Интересно, отец знал, что все переведенные им средства мать тратила на себя? Всегда казалось, родителю плевать, и сейчас, смотря на него, я задалась вопросом: зачем он меня к себе привез? Зачем такие хлопоты? Когда отец позвонил, сообщить, что с ним связалась опека, я сразу же подняла вопрос, в надежде остаться в квартире. Уж прожила бы полгода и одна, но он не согласился.

– Ты как, осваиваешься? – задал вопрос отец после недолгой паузы.

– Немного. Непривычно, конечно, – кивнула. Непривычно – это малое по сравнению с тем, что сейчас испытывала.

– Это ничего. Пара дней, и привыкнешь. – Голос отца прервал мои мысли, кивнула, про себя отмечая, что не собираюсь я ни к чему привыкать здесь.

Мой отец казался очень даже добрым мужчиной. Жаль, я не могла воспринимать его как своего родственника или близкого человека. Он для менячужой. За все свои семнадцать лет видела его пару раз. Возможно, где-то глубоко в душе винила его в том, что мы не жили счастливой семьей, и не осознавая осуждалаего, что мать стала алкоголичкой: не уйди тогда от нас, возможно, произошло бы все иначе,но что-то возвращать и менять поздно. Что случилось, уже не вернешь и не исправишь.

Сидя за столом с новой семьей, ловила себя на мысли, что завидую им. Они все такие беззаботные и счастливые. О чем-то говорили, смеялись, вспоминали и обсуждали это. Лера называла моего отца папой, а он ее дочерью. Отец воспитывал падчерицу с пяти лет. А меня, родную дочь, приезжал навещать очень редко. Хватит пальцев на руке, чтобы сказать, сколько родитель видел меня вживую за семнадцать лет. И чем больше смотрела на него, тем отчетливее понимала: все-таки я на него злюсь. Чем я была хуже приемной дочери? Я ведь родная, а она нет.

Вспомнила наш последний разговор вживую. День моего семилетия, отец приехал и подарил куклу. Мать тогда с самого утра пила, отмечая мой день рождения. А когда отец вошел в квартиру, она на него налетела драться, словно дикая кошка, кричала, чтобы он уходил. Подаренную куклу мать выбросила после того, как отец скрылся за дверью. Я тогда попросила, чтобы он забрал меня с собой, но он только сказал, что мне с мамой будет лучше, и с тех пор я у него ничего никогда не просила. Помню, что тогда сильно злилась за эти слова, но со временем обида остыла, я переболела. Только вот сейчас почувствовала, что все же негодование осталось.