Джейсу вовсе не было безразлично. Просто ему очень хорошо удавалось это скрывать.

– А что бы изменилось, если бы я сказал, что не так?

Мариза поставила бокал на стол:

– И манера отвечать вопросом на вопрос, чтобы разозлить меня… Валентин делал то же самое. Стоило догадаться…

– А может, не стоило? Я тот же человек, каким явился сюда семь лет назад. Во мне ничего не изменилось. Если раньше вы не замечали во мне сходства с Валентином, не понимаю, почему вдруг должны обнаружить его сейчас.

Мариза отвела взгляд:

– Когда мы говорили о Майкле, ты наверняка понимал, что речь идет не о твоем отце. То, что мы о нем говорили, никак не могло относиться к Валентину.

– Вы говорили, он честный человек, – сказал Джейс, чувствуя, как в груди закипает гнев. – Смелый Охотник. Любящий отец. Я думал, все это о нем.

– А фотографии? Наверняка ты видел фотографии Майкла Вэйланда и понял, что это вовсе не тот человек, которого ты называл отцом! – Мариза закусила губу. – Помоги мне, Джейс.

– Все фотографии погибли во время Восстания. Та к сказали мне вы. Теперь я и сам сомневаюсь – а Валентин ли сжег фотографии, чтобы никто не узнал о том, кто входил в Круг? У меня никогда не было фотографий отца, – произнес Джейс с горечью.

Мариза потерла виски.

– Не могу поверить, – пробормотала она. – Не может быть…

– И не верьте в это. Лучше поверьте мне, – выпалил Джейс, чувствуя, что дрожь в руках усиливается.

– Ты думаешь, я не хочу тебе верить? – На секунду юноше показалось, будто он слышит эхо голоса той Маризы, которая приходила к нему, когда ему было десять лет. Он лежал ночами без сна, уставясь в потолок сухими глазами, и думал об отце, а она садилась у его постели и сидела рядом, пока он наконец не засыпал перед самым рассветом…

– Я ничего не знал, – повторил Джейс. – И когда он предложил мне вместе с ним вернуться в Идрис, я отказался. Я все еще здесь. Это что, совсем ничего не значит?

Мариза посмотрела на графин, словно раздумывая, не выпить ли еще вина.

– Я хотела бы тебе поверить… Но твоему отцу было бы очень полезно твое присутствие в Институте. Когда дело касается Валентина, я не могу доверять никому, кого коснулось его влияние.

– Вас тоже коснулось его влияние, – заметил Джейс – и тут же пожалел об этом, увидев выражение, промелькнувшее на лице приемной матери.

– И я отвергла его, – сказала Мариза. – А ты? Что сделал ты?.. Скажи мне, что ненавидишь его, Джейс. Скажи, что ненавидишь этого человека и все, чем он живет.

Джейс опустил глаза и рассматривал свои кулаки, сжатые так сильно, что костяшки побелели.

– Не могу.

Мариза резко втянула носом воздух:

– Почему?

– А почему вы не можете сказать, что верите мне? Я прожил с вами почти половину жизни. Вы должны меня очень хорошо знать.

– Ты так искренне говоришь, Джонатан! Ты всегда умел говорить очень искренне, особенно когда в детстве пытался свалить вину за какую-нибудь выходку на Алека или Изабель. Я знаю лишь одного человека, обладающего схожим даром убеждения.

– Моего отца, – пробормотал Джейс, неожиданно почувствовав во рту вкус меди.

– Для Валентина люди делятся на две категории, – сказала Мариза. – Те, кто за Круг, и те, кто против. Вторые – враги, а первые – оружие в его арсенале. Я видела, как он пытался сделать своим оружием друзей и даже собственную жену – все ради высшей цели. И ты хочешь, чтобы я поверила, что он не сделал бы то же самое с сыном? – Она покачала головой. – Я слишком хорошо его знаю. – Впервые за сегодняшний день во взгляде Маризы было больше печали, чем гнева. – Ты – стрела, направленная в самое сердце Конклава, Джейс. Ты – стрела Валентина. Даже если сам того не осознаешь.