– Стой, падла! Стой, убью! – вопил он мне в спину.

Я свернула в проходной двор. Видно, в былое время здесь проходили ремонтные работы, потому что я наткнулась на верстак, груду кирпичей и доски. Я знала, что грабитель будет здесь через пару секунд, пересечь двор и выскочить с другой стороны, я не успею. Недолго думая, я выдернула из груды одну из досок, дождалась, когда в освещенном с улицы квадрате входа во двор появится силуэт в худи и со всех сил двинула его доской по голове. Парень крякнул, осел на землю, и я, не понимая куда бежать, кинулась прочь.

Я не останавливалась. Мне все казалось, что преследователи за моей спиной, хотя я давно от них оторвалась. Изначально я старалась передвигаться по маленьким улочкам, но в итоге вылетела на проезжую часть одной из широких улиц, по которой с ревом неслись скорые. Я и сама не поняла, как оказалась здесь, заметалась из стороны в сторону, рискуя угодить под колеса. Я вдруг обнаружила у своих ног какой-то крохотный комок. Что это было, в панике и темноте не удавалось разобрать. Но оно определенно было живое и напуганное. И, оставаясь здесь, на оживленной трассе, оно могло погибнуть. Потому я нагнулась, подхватила его и рванула на тротуар.

Существо помещалось на ладони, было горячим и мягким на ощупь. У ближайшего фонаря выяснилось, что это котенок: совсем маленький, наверное, не больше месяца отроду. Он испуганно таращился на меня и жался к груди, цепляясь коготками за молнию куртки. И мне вдруг показалось, что глаза у него того же редкого оттенка, что и у Гордона – бирюзовые, будто морская гладь в солнечный день. Такие глаза были у него в те дни, что мы провели вместе. А сейчас этими глазами, глазами мужчины, которого я оставила навсегда, смотрел на меня напуганный звереныш.

– Ну-ну, малыш, ничего. Прорвемся, – сказала я котенку.

Бедняга, должно быть, на смерть перепугался, оказавшись на проезжей части. Я погладила его пальцем между ушками, стараясь успокоить. Затем расстегнула куртку и спрятала малыша под ней, дав ему возможность высунуть голову в распахнутый ворот.

– Сиди тихо, – шепнула я зверенышу. – Нам еще нужно пройти два квартала.

Дом Гордона показался из темноты, когда у меня уже практически кончились силы. В памяти замелькали кадры того, как я оказалась здесь впервые. Я отлично помнила ту февральскую ночь, его изможденно-аристократический облик, его бессмысленную болтовню. Помнила, как он пытался произвести на меня впечатление, а я слушала его, но не слышала. В моей голове уже зарождался порочный и грациозный Эртан Озтюрк, надменный и ранимый Беркант Брегович. Впоследствии Гордон заявит в турецкую прокуратуру, что, распивая со мной кофейный напиток, понял, какая я странная, и пожелал не продолжать общение. Все это было сущим враньем, бредом обиженного мужчины, выплесками расхристанного актерского воображения, автор которого скрывался сейчас за дверью так хорошо знакомого мне дома.

Я нажала кнопку и несколько секунд прислушивалась к звуку звонка. Он в последний раз всхлипнул и затих. Ответа не было. Из-за двери не раздалось ни шороха.

– Гордон, открой! – замолотила я в дверь кулаками. – Открой, это я!

Я стояла у двери и лихорадочно соображала, что он, считая меня главным врагом жизни, конечно же не откликнется, даже если и слышит. Что делать?

Я сунула руку в карман, чтобы достать телефон. И только когда пальцы проехались по гладкой коже, сообразила, что телефон у меня отняли те два чернокожих грабителя. Сволочи! Я снова бросилась к двери, замолотила по ней ногами. Из глаз выступили слезы бессилия.