– Но, может, хоть что-то находили? – азартно спрашивала девочка.

– В том-то и дело, что нет. Ни единого свидетельства, что в этих местах в домонгольские времена вообще жили люди. Ни одного знака…

– Зато, – подхватила Саша, – говорят, здесь иногда пропадали люди. И некоторые из них, возвращаясь, рассказывали, будто побывали в Китеже. Иногда они приносили с собой какие-то предметы, но они тут же превращались в камни. Случается и наоборот: в окрестностях Светлояра появляются люди в старинной славянской одежде и расплачивающиеся новыми, не истертыми, серебряными монетами времен татаро-монгольского нашествия. А еще над озером иногда проплывает тихий звон – это звук Китежского колокола…

– Послушайте, – вдруг произнес Северин. – Мне кажется, и вправду что-то слышится…

В зное летнего дня и вправду что-то едва уловимо звенело.

– Или колокол, или комары, – усмехнулся Глеб. – А вообще святое место, которое открывается только праведникам, часто появляется в легендах самых разных стран и религий…

– Но если мы не праведники, то как туда попадем? – Динка, закусив стебелек клевера, с интересом смотрела на друзей.

– А как раз поэтому мы войдем с черного хода! – объявил Ян.

Он подошел совершенно неслышно, и Александра вздрогнула, когда ее вдруг накрыла его черная тень. Забавно, их проводник в священный град Китеж менее всего походил на праведника.

– Эй, шаман! – позвал в пространство Глеб, уверенный, что тот его прекрасно слышит.

В рощице было тихо, и только со стороны озера доносились голоса.

– Шаман! Если ты не появишься сейчас, можешь вообще не появляться! А еще попрошу у Яна амулет помощнее – и близко не сунешься!

Глеб не был уверен, что угроза сработает, но попробовать, разумеется, стоило.

– Да здесь я, здесь, однако. Чего раскричался? Шумишь, старого шамана пугаешь! А чего кричать? Чего пугать, однако?.. – послышалось знакомое бормотание.

Шаман – все такой же, в меховой парке с капюшоном и с косичками, на концах которых болтались костяные фигурки, – невозмутимо сидел на корточках под березой.

– Появился-таки, – Глеб метнул в сидящего острый, как кинжал, взгляд. – Ну а теперь рассказывай, как на мне вампиришь.

Старик поспешно затряс головой, попутно пытаясь изобразить на хитром, сморщенном, как грецкий орех, личике выражение святой невинности.

– Что кричишь? Что старого шамана ругаешь? Знать не знаю, ведать не ведаю! Моя – старый, больной шаман! Не злой дух, однако! Злые духи кровь пьют, косточки мозговые глодают, а моя – нет! Никогда!

В ветвях молодого дерева заливисто пела какая-то птица, делая картину и вовсе сюрреалистической.

– Тебе что, нашего колдуна позвать? – спросил Глеб с усмешкой. – Если ты уж со мной разговаривать не желаешь?..

– Почему сразу не желаю! – шаман вскочил на ноги, однако чем больше он пытался изобразить простодушие, тем хуже у него получалось.

– Ну?

– Бедный я, однако! Несчастный! – старик обхватил голову руками и закачался, словно в великом горе. – Мясо-то мое давно сгнило, косточки трухой рассыпались!.. – он бросил быстрый взгляд на Глеба, проверяя произведенное впечатление, и застонал еще жалостливее. – Один был у меня дом – холм, что насыпан на мое бедное тело, да и тот срыли, бубен достали, косточки потревожили… Горе мне, однако, горе!..

Глеб вздохнул. Этот самый бубен и был их первым заданием, именно после этого старый шаман и привязался к нему, как заметил Ян, хвостиком. Только не похоже, что старик из-за этой утраты страдает. Сразу видно: рад-радешенек, что из-под земли выбрался и пиявкой к живому человеку присосался. А ведь и вправду вроде посвежел даже с тех пор, как впервые Глебу явился.