– Круто... – выдохнула она. – И что, ты из самого Сиэтла в Сан-Франциско вот прямо так, на байке, и приехал? 

– Ага. Ну, с остановками, конечно. Сначала доехал до Портленда, задержался там на сутки. Потом переночевал в Дугласе. А уже затем добрался до Реддинга и оттуда – в Сан-Франциско. 

– Офигеть, – она уставилась на Руса, словно он был каким-то божеством, и глаза её продолжали восторженно сиять. – Это реально клёво... Всегда мечтала вот так попутешествовать. 

– Любишь дорожную романтику? 

Она криво усмехнулась. 

– Если только в теории. На самом деле, я почти нигде не была. Когда жила в России, путешествовать как-то... не получалось. А когда приехала в Америку, просто стало не до этого. Нужно было учиться, работать... 

– Давно ты здесь? – спросил Рус. 

– Второй год. 

– С семьёй переехала? 

На Олино лицо набежала тень, а взгляд сразу же сделался замкнутым и отчуждённым. Она словно моментально отгородилась от Руса, воздвигнув между ними воображаемую стену, и он уже пожалел, что спросил. Очевидно, тема семьи являлась болезненной или запретной, закрытой территорией, на которую пока лучше было не соваться. 

– Нет, – коротко отозвалась Оля. – Одна. 

___________________________ 

* “Мой любимый цвет, мой любимый размер” – крылатая фраза из мультфильма “Винни-Пух и день забот” (1972).

5. 4

Оля 

Москва, прошлое 

Впервые отчим применил грубую физическую силу, когда Оле было восемь лет: он её просто выпорол. 

Разумеется, по его непреклонному убеждению, получила она поделом. По заслугам! Эта мерзавка, не поставив в известность родных, завалилась после школы в гости к однокласснице и проторчала у неё битый час!.. 

Оля, конечно, была реально виновата – забыла после уроков вывести телефон из беззвучного режима и просто не услышала звонков паникующей матери, которая навоображала себе всяких ужасов, когда девочка не явилась вовремя из школы. А не явилась она потому, что Ленка Минибаева пригласила её к себе, чтобы похвастаться новым кукольным домиком. 

Ленка жила в соседнем дворе, добежать от её дома до Олиного было парой пустяков, поэтому Оля убедила себя, что заглянет к однокласснице буквально на пять-десять минуточек, никто ничего и не заметит. В итоге девчонки так увлеклись игрой в Барби, что банально не вспомнили о времени... 

Отчим отходил её ремнём. Было не столько больно (хотя и больно, само собой, задница потом ещё долго горела огнём), сколько обидно и унизительно. 

В процессе экзекуции озабоченная мама бегала вокруг, робко лепеча что-то про то, что Оля уже всё осознала... поняла... что она не нарочно... и может, хватит? Но отчим  лишь крепче стискивал челюсти и продолжал наказывать малолетнюю негодницу. 

Наконец он отбросил ремень, тяжело дыша. Мама кинулась к Оле, помогла ей подняться и повела в ванную, чтобы умыть залитое слезами лицо. 

– Ну давай, ещё расцелуй её, такую бедняжку, – ядовито прокомментировал отчим её действия. 

– Мишенька, но ей же больно... – пробормотала мать виновато. 

– Больно? А как ты тут с ума сходила и на стенку лезла, думая, что с ней что-то случилось – это в порядке вещей? Матери сердце рвать и по нервам ездить – это нормально? Ты вконец избаловала девчонку. Давай-ка с сегодняшнего дня встречай её у школьных ворот и самолично приводи домой, чтобы ей больше не вздумалось никуда... зарулить по пути. 

– Но, милый... у меня могут быть свои дела в это время... она всегда спокойно добиралась сама, это же рядом! – растерянно отозвалась мать. 

– Какие у тебя могут быть дела, кроме домашнего хозяйства? – отрубил он. – Благодаря мне ты имеешь возможность не работать и жить в своё удовольствие. По кружкам я детей сам вожу, а уж такая мелочь, как забрать эту соплячку из школы, не стоит даже обсуждения!