– Не совсем, – ответила Рия. – Но мы подумали, что кому-то надо присутствовать.

– Чертовски верно! – снова встрял Козерог. – С каждой человеческой смертью становится меньше и нас. Вот только Добряк Пуджи если нас и уменьшил, то ненамного. Угораздило же иметь такое идиотское имя – Пуджи?

Козерог помотал головой и сделал большой глоток из бутылки. Рия сверкнула на него глазами.

– Как можно вот так пить целыми днями?

– Практика, человек, практика... – ответил Козерог, засмеялся и икнул. Мишка строго посмотрел на него.

– Пожалуйста, извините моего друга, – сказал медвежонок. – Он пьян и груб, но намерения у него добрые.

– Давай-давай, наври им еще, какое у меня золотое сердце.

– Мы знали Лукаса Де Френца еще до его смерти, – затараторил медвежонок, словно боялся, что кто-то сейчас переменит тему. – То есть до его первой смерти. Хороший был человек. Всегда остановится, поговорит... По-моему, он и Козерога любил. У него было доброе сердце. А когда он вернулся из мертвых и мы пришли навестить его, он нас не узнал. Михаил был не похож на того счастливого человека, каким он был прежде. Как вы думаете, он и вправду был ангелом?

Рия было собралась ответить, когда внезапно все изменилось. Сначала послышалась музыка. Хор голосов, множества голосов, но каждая взятая нотка различима и ясна, словно перебирание струн гигантской арфы. Звук нарастал, становился невыносимо громким, заставляя тела звучать в резонанс. Все прижали руки к ушам, но звук приглушить не удавалось. Он трепетал в их плоти и отзывался эхом в костях. В небе возник свет и затмил все окружающее. Он слишком слепил глаза, чтобы можно было определить его цвет: неистовое пламя иллюминации, будто падающая на Землю звезда, иссушало глаза, хотя глаза у всех были плотно зажмурены. Свет и музыка затопили мир. И все же они открыли глаза и увидели: на землю спускались ангелы и становились все ярче и красивее, чем что-либо и когда-либо виденное человеком или животным.

Ангелы спускались все ниже – пламенеющие и не тающие снежинки, блистательные и искрящиеся, каждый из них по-своему уникален и восхитителен. Рия хотела отвернуться и не смогла. По щекам ее текли слезы: ангелы были слишком, слишком красивы, чтобы быть реальными. Ангелы были больше чем реальными, как будто она сама и все другое было не чем иным, как небрежным, неоконченным наброском. Эриксон тоже смотрел и плакал, плакали Мишка и Козерог. Они присутствовали при явлении власти, благодати и красоты, стоявших выше реального мира, и все сознавали это.

Ангелы парили над открытой могилой и пели о любви и потере, о делах, оставшихся незавершенными. Они взмывали и планировали в воздухе, ни на мгновение не оставаясь без движения и не приземляясь. Они медленно и плавно взмахивали огромными крыльями, а затем стремглав взмыли вверх, растворившись в небе. Слепящий свет и оглушительное пение резко оборвались, и вернулась действительность, хотя эхо великолепия все еще трепетало в тех, кто наблюдал за ними. Рия вытянула из рукава платочек и быстро промокнула наполненные слезами глаза и влажные щеки. Мир показался серым и унылым без ангелов, однако в душе своей Рия не нашла сожаления о том, что ангелы улетели. Они были слишком красивы, слишком совершенны. Они испугали ее. В них не было ничего похожего на жалость или сострадание. Ни признака участия или милосердия. Они были ангелами, Божий мир создал их, а миру людей они были чужими. Рия перевела взгляд на могилу перед собой и медленно улыбнулась, увидев ясный бесцветный огонь, горящий на верхушке надгробного камня Лукаса. Не имеющий источника и неколебимый порывами ветра, огонь горел, и Рия знала наверняка, хотя никто ей об этом не говорил, что вот так он будет гореть всегда – в память о человеке, который, пусть ненадолго, принес с собой на Землю ангела.