– За всем этим нужен глаз да глаз, ни минуты покоя. Тем не менее не принимай увиденное здесь буквально, молодой человек, включая и меня самого. Всем нам свойственно слегка изменяться, в соответствии с оценкой очевидца. Человеческий разум склонен подстраиваться и приглушать или смягчать вещи, которые он находит чересчур сложными или волнующими. Воспринимай эти вещи как метафоры, если тебе так спокойнее. А теперь, юноша, давай побеседуем. Ты сейчас вовлечен в эпицентр событий, происходящих в настоящий момент или могущих произойти вскорости.

– Я? – изумился Харт. – А что я такого сделал? Я же только что приехал.

– Этого достаточно, – отвечал Время. – Твое возвращение, Джеймс, привело в движение цепочку событий, которые затронут всех нас: колесо судьбы, которое наконец сделало полный оборот. И хочется тебе этого или нет, ты, Харт, фигурально выражаясь, во всем этом по кончик носа и быстро идешь ко дну. Пророчество сбудется, вне зависимости от того, что можешь сделать ты, я либо кто-то другой.

– Я могу, например, уехать из Шэдоуз-Фолла, – предположил Харт.

– Да нет, не можешь, – мягко возразил Время. – Город тебя не отпустит.

– Но разве не вы здесь главный...

– Ха! Нет, мой мальчик, я скорее смотритель, арбитр, следящий за тем, чтобы все играли по правилам. Я ведь даже не человек в привычном тебе понимании этого слова. Я – материальное воплощение некой абстракции. Я существую потому, что необходим. Но даже я, более чем кто-либо другой, обязан соблюдать правила. Я даже не бессмертен, строго говоря. Жизни мне отмерено ровно год: от младенчества до глубокой старости, после чего меня ждет смерть, а затем – возрождение из праха, процедура, поверь, малоприятная. Каждый раз, обретая новую жизнь, я получаю доступ ко всем моим воспоминаниям, но остаюсь ли я прежним человеком или же просто новым разумным созданием с доступом к чьим-то воспоминаниям? Довольно интересное свойство, и именно над ним я размышляю веками, так и не приближаясь к сути ответа на вопрос. Примерно как твои воспоминания о Шэдоуз-Фолле. Я – та власть и сила, что объединяет и хранит этот город, но свое будущее город определяет сам. Все, что от меня требуется, – это подталкивать определенные процессы в нужном направлении. Частенько меня не оставляет ощущение, что я участвую во всем этом чисто из любопытства, как случайный попутчик.

– «Подталкивать», – повторил Эш. – Я бы употребил другое слово. Кстати, о последователе дьявола, где Джек Фетч?

– Он занят, – ответил Время. Его глаза вдруг стали холодны, но улыбка, обращенная к Харту, была обнадеживающей. – Вряд ли тебе захочется поверить всему, что говорят о Джеке. Он мой помощник: помогает обязывать кое-кого следовать моим правилам, когда это требуется. Джек, конечно, не самый простой в общении парень, но я им доволен. Нет, правда, он не так плох – может, чересчур прямолинеен в своих действиях.

– «Прямолинеен», – снова повторил Эш. – Еще одно подходящее словечко.

– Ты здесь из милости, Леонард, – сказал Время. – Не испытывай судьбу. В чем дело, мой дорогой Джеймс, ты глядишь на меня довольно странно? Что-то не так?

– Да нет, все нормально, только... Никак не возьму в толк... К чему этот викторианский стиль?

– Не спрашивай, – отвечал Время. – Это происходит у тебя подсознательно. Не сомневаюсь, что Эш, например, видит меня абсолютно иначе, но в то же время, будучи мертвым, он лучше приспособлен к тому, чтобы сносить адекватность моей подлинной сущности. А мою подлинную сущность, боюсь, мало кто в состоянии вынести. Пусть это тебя не тревожит, мальчик мой. Ты же видишь меня – и этого вполне достаточно. Я... Я всего лишь трансформирован твоим рассудком в нечто более удобное для того, чтобы со мной можно было иметь дело, согласен? Здесь, в Шэдоуз-Фолле, тебе предстоит встретиться с массой подобных вещей.