Вполне возможно, под когтями того ворона гнездятся сотни болезнетворных бактерий, которые способны вызвать воспаление и нагноение. Дикие птицы кишат паразитами и прочей заразой, вот рука и болит. Возможно, следовало показать ранку дедушке?

Но мальчик убедил себя, что беспокоить старика преждевременно. Закончив с поливом цветов, он как следует промыл царапины водой из шланга, испытывая чувство облегчения, когда холодная вода приятно охлаждала горячую руку.

– Что ты делаешь? – послышался нетерпеливый голос, который он сразу узнал.

Макс не поверил своим ушам: Кира впервые решилась заговорить с ним. Он даже не нашелся с ответом, не зная, что сказать.

– Чего молчишь? – в ее тоне звучало раздражение. Видно, девочка привыкла, что работники усадьбы поспешнее реагируют на ее вопросы.

– Занимаюсь поливом.

«Вот, черт! Почему, когда не нужно, в интонации появляются дрожащие нотки?»

– Ага, я вижу, – с сарказмом произнесла она. – Что случилось с рукой?

– Да так, – он постарался говорить, как можно спокойнее, но выходило пока не очень, – поранился.

Девочка хмыкнула.

– Ну-ка покажи, – велела она.

Он молча вывернул руку, чтобы продемонстрировать багровые царапины.

Кира рассматривала руку со смесью отвращения и неподдельного интереса.

– И кто тебя так?

Мальчик огляделся и сказал чуть тише нехотя:

– Птица вчера вечером напала. Я не ожидал.

Брови Киры приподнялись:

– Это произошло до или после того, как ты подслушивал наш семейный разговор, который тебя не касается?

Ах, вот почему она проявила внимание! Мальчик покраснел до ушей.

– Поверь, я вовсе не хотел. Случайно вышло.

– Ну да, – девочка сложила руки перед собой, – пока мама отчитывала меня, ты просто сидел и слушал вместо того, чтобы сразу уйти. Тебе разве не говорили, что подслушивать некрасиво?

– Извини, – процедил он. – Я читал на крыльце, а вы громко разговаривали.

– Скажите пожалуйста! – она закатила глаза, изображая возмущение. – Ты уж прости, что мы громко разговариваем в своем собственном доме. В следующий раз обязательно спрошу твоего позволения.

– Я извинился, – Макс вдруг почувствовал, что теряет терпение. Царапины на руке пульсировали с новой силой, и неожиданная ярость всколыхнулась в нем. Еще немного, и он выйдет из себя…

Мальчик зажмурился, тяжело дыша. До него отдаленно доносились язвительные слова, каждое из которых пробуждали в нем странную звериную сущность, которой он прежде никогда не чувствовал в себе.

Это было неожиданно страшно и одновременно волнующе.

– Слушай, когда я с тобой говорю! – Кира начала переходить на визг. Что-то темное и неукротимое взвилось в нем, словно изнутри вырвались терновые побеги, острые и ядовитые.

Макс медленно повернулся к ней и уставился таким взглядом, что она мгновенно замолчала и, кажется, даже побледнела.

– Не смей повышать на меня голос, – отчеканил он. – Я – не твоя собственность. В следующий раз, когда у тебя будет плохое настроение, просто пройди мимо меня. Не трать свое драгоценное время.

Он положил шланг на землю, повернулся и скорее зашагал прочь, оставив Киру стоять с полуоткрытым ртом.

Руку не просто жгло – она будто горела. Мальчик едва сдерживал стон. Такой боли он еще в жизни не испытывал. Макс едва добежал до ванной, схватил перекись и вылил часть пузырька на красные тонкие полосы.

Жжение казалось невыносимым. Хорошо, что дедушка был в саду и не слышал, как от боли скрипит зубами его внук.

«Проклятый ворон! Попадись ты мне еще».

Макс устало опустился на пол, упираясь спиной в стену, выложенную светлым кафелем.

Слишком много событий за эти два дня. Тень в доме – раз, огромный ворон – два, злобный старик из сна – три. Но самое главное, Кира снизошла до него и заговорила с ним первой. Хотя тон ее был не слишком дружелюбным (да и когда в принципе она бывала дружелюбной, если рассудить?), это можно считать некоторым успехом.