– Или куда ненадежнее? – вмешался его спутник. – Я все время путаю, брат.

– Я тоже. Может быть, проверим?

Он полез в складки своей хламиды. Не знаю, чего я ожидал, но только не появления на свет деревянной дубинки. Она была явно сделана из черенка садового инструмента и имела на узком конце кожаную петлю, а на другом, широком – несколько любопытных царапин и пятен. Второй нищенствующий вцепился в меня сзади, а его коллега принялся методично отрабатывать удары на моей физиономии. Я почти не мог сопротивляться: эти парни чувствовали себя в невесомости как рыба в воде, да и силы им было не занимать. Похоже, обошлось без переломов, но после этой «процедуры» я еле видел одним глазом, во рту плескалась кровь с кусочками зубной эмали.

– И как это понимать? – прошепелявил я, чувствуя себя полным идиотом.

– Прощальный подарок от брата Алексея, – пояснил нищенствующий, убирая дубинку. – Ничего серьезного, господин Мирабель. Чтобы вы запомнили и впредь не лезли в наши дела.

Я выплюнул кровавый сгусток. Пунцовый шар, сохраняя форму, проплыл от одной стенки к другой и аккуратно размазался по светлому пластику.

– Не видать вам моего пожертвования как своих ушей, – сказал я.

Они посовещались, не добавить ли тумаков, но сочли за лучшее отпустить меня без серьезных неврологических травм. Возможно, побаивались сестры Души. Я попытался выразить свою признательность, но получилось не слишком искренне.

Тем временем подъемник приближался к «Стрельникову». В такой перспективе несчастная посудина выглядела еще менее выигрышно. Она действительно напоминала брикет мусора длиной метров двести. Множество жилых, контрольных и двигательных модулей были слеплены непонятно как. В глубине проглядывали изгибы топливных трубопроводов и желудкообразные цистерны, навевая воспоминания об анатомичке, конкретно – о вскрытой брюшной полости. От корпусной обшивки осталось несколько пластин с рваными краями. Одни блоки были покрыты блестящей оболочкой, похожей на смолу, и могли даже претендовать на аккуратность, а другие щеголяли кое-как приваренными металлическими заплатами, за которые местным ремонтникам следовало бы оторвать руки. Из шести-семи отверстий непрерывно струился газ, но это, кажется, никого не волновало.

Ладно, пусть выглядит как угодно, лишь бы по дороге это ископаемое не развалилось. Скорее всего, «Стрельников» уже сто раз летал в Блистающий Пояс – конгломерат анклавов на низкой орбите Йеллоустона – и обратно. Вокруг Окраины Неба выполнялись десятки подобных операций. Скорость на этом маршруте почти не меняется – соответственно, нагрузка на детали минимальна. Корабль может сто лет ползать вверх-вниз по гравитационному колодцу, пока не развалится на куски, наполнив пространство зловещими дрейфующими скульптурами. На пару пилотов-суперпрофи, которые гоняют шикарные шаттлы по скоростным маршрутам, приходится несколько ребят классом пониже. Чем проще транспортная фирма, тем заметней изношенность кораблей – здесь принято экономить на ремонте, да и вообще на чем только можно. В самом низу этой пирамиды находятся транспорты на реактивной или ионной тяге. Неторопливость, с которой они перемещаются между орбитами, способна вымотать нервы любому. «Стрельников», конечно, не был воплощением изящества и комфорта, но по сравнению с этими развалюхами выглядел весьма недурно.

В любом случае это был самый быстрый способ оказаться в Блистающем Поясе. Скоростные шаттлы проходили маршрут куда резвее, но корабли такого типа даже не приближались к «Айдлвилду». Не надо быть спецом в экономике, чтобы понять причину. Большинству клиентов хосписа едва хватало средств, чтобы оплатить собственное оживление, не говоря уже о перелете в Город Бездны. Мне предстояло добраться до того причала с множеством кораблей и заказать билет на шаттл – без гарантии, что свободное место найдется сразу. Амелия отговорила меня садиться на скоростной летательный аппарат. По ее словам, таких теперь очень мало (а сколько их было раньше, я спросить не успел) и ожидание сведет выигрыш во времени в лучшем случае до минимума.