Девушка замерла, пристально глядя в пугающе-черные, будто бездна порока, глаза.

– Что вы имеете в виду? – настороженно осведомилась она.

Хорошего не ждала в любом случае, только хотела понять, насколько ужасным окажется новое предложение.

Мистер Кетсби подался к ней ближе, скользнул взглядом оценщика по фигурке в простом хлопковом платье и как будто остался доволен, задержавшись чуть дольше дозволенного приличиями на ее вздымавшейся от волнения груди.

– Вы красивая девушка, мисс Уэллс, – констатировал он. – В меру худая и в меру округлая в нужных местах. И щечки у вас удивительно алые, стоит вам разволноваться. К тому же вы... перевертыш, насколько я знаю... – он вскинул бровь, дожидаясь подтверждения этому факту.

Язык Ханну не слушался, и она молча кивнула. Скрывать очевидное не было смысла.

– Вот видите, как удачно все складывается, моя дорогая. – Остался Кетсби доволен ее безмолвным кивком. – Я как раз знаю место, где такая, как вы, способна буквально обогатиться. – Спрашивать, что это за место, девушке не хотелось, но собеседник и не ждал этого: сам просветил. – Аукцион перевертышей. Слышали о таком?

Слышала на беду. Правда, в народе шептались, что после последнего аукциона, когда выгорел целый склад, аукционы больше не проводились. Но, судя по словам Шестипалого, только временно...

Ханна и без того постоянно боялась, что какой-нибудь ловкий охотник умыкнет Грейс или Лили по дороге домой, когда они возвращались с работы. И выдохнула невольно, узнав, чем закончился последний аукцион... Надеялась, перепуганные мерзавцы, что его проводили, более не решатся возродить дело, но деньги, как водится, пересилили настороженность.

– Слышала, – догадавшись уже, куда клонит мужчина, отозвалась она. – Но я здесь причем?

Кетсби провел по ее щеке скрюченным пальцем – Ханна дернулась, вызвав тем самым пошленькую улыбку на лице собеседника.

– При том, моя дорогая, что, продав себя подороже, вы вполне можете освободиться от долга. Разве не ясно?

– Продать себя? – переспросила все же ошеломленная Ханна.

– Да! – осклабился Кетсби. – Выбор у вас все равно невелик: либо вы, либо ваши чудесные сестры. Я не монстр, как видите, и позволяю вам выбрать самой…

Вцепившись пальцами в деревянный прилавок, Ханна подумала, что сейчас упадет, так ослабли вдруг ноги. Выбора, несмотря на заверения собеседника, у нее не было никакого: она никогда не отдаст своих девочек на поругание, значит, выход один – уступить увещеваниям Кетсби и согласиться на аукцион.

Продать себя как товар!

Что сказала бы мама, услышав такое?

Схватила б метлу и погнала мерзкого Кетсби из лавки, но что бы этот поступок решил?

Ничего.

Отец после похорон матери сделался совершенно беспомощным, вел дела кое-как и пристрастился к бутылке. Ханна тогда была слишком юна, чтобы что-нибудь понимать, но впоследствии стало ясно, что все дело держалось на матери: это она занималась настойками, притираниями и снадобьями, она же вела бухгалтерию – и аптека их процветала, несмотря на косые взгляды соседей, считавших, что перевертыши недостойны успеха в делах.

А потом все полетело в тартарары, особенно с появлением Кетсби в его щегольском берете с павлиньим пером...

И падать ниже уже было некуда.

– Что станет с сестрами, согласись я на аукцион? – спросила она.

Довольный собой и лучась счастливой улыбкой, Кетсби заверил:

– Клянусь, что позабочусь о них. Они ни в чем не будут иметь недостатка!

Так она ему и поверила.

– Я хочу, чтобы вы оплатили их пребывание в пансионе мисс Палмер, – сказала она. – Там девочек учат плести кружева и обучают письму и счету. А по тому, что я слышала об этих аукционах, деньги там крутятся очень большие, и вы легко перекроете долг и оплату за пансион...