Бросив котлеты и почти размороженное мясо для супа обратно в морозилку, я пошла собирать вещи.

Нет, не мои. Эта квартира и моя с Катей. Мы тоже имеем право на угол, поэтому пусть Егор и валит куда подальше. Тем более, как выясняется, ему есть куда валить.

Вытираю слезы и успокаиваю себя. Я сильная, я справлюсь.

Как там говорится ни я первая, ни я последняя.

Я очень хотела этого ребенка и не собираюсь теперь давать заднюю. Воспитаю и сама.

Женщина вообще сильное существо, мне это еще покойная бабушка говорила, что мы намного сильнее и выносливее этих мудаков.

Она тоже была в роли разведенки, поэтому имела права выражаться сразу за весь мужской род.

Закидываю все его многочисленные спортивные футболки, кроссовки и все остальное тряпье.

Может прямо с балкона? Так эффектнее!

Нет. Я не смогу. Слишком больно, чтобы еще на всеобщее обозрение разворачивать этот цирк. Я не готова, чтобы потом все соседи показывали на нас с дочкой пальцем из-за такой ошибки мужа.

Да и не весело мне сейчас такое вытворять.

Пока ребенок играет, я пытаюсь запихать все в один чемодан. Прямо так, трусы с обувью, без сожаления.

Так противно на душе, что выть хочется.

Только вот выть нужно на себя. Я не замечала очевидного. Четыре года, целых четыре года он ходил налево, а потом приходил и обнимал, целовал меня. Гладил живот и говорил, что счастлив в месяцы беременности.

Видела я его счастье сегодня.

Из меня будто душу вытрясли.

С этими мыслями пролетел остаток дня, и Егор вернулся домой.

Все как обычно. Для него, но не для меня…

– Дорогая, я дома, – кричит он с порога, а у меня все закипает от его голоса и слова «дорогая» в мой адрес.

Это все пустое, не настоящее и фальшивое.

Слышу, как Катя потопала в прихожку, как Егор взял на ручки ребенка, и они вместе пошли в ванную комнату мыть руки перед ужином.

– Полина, а ты что тут сидишь? – заходит он в спальню. Я сижу спиной, тихо, прислушиваясь к каждому шороху. – Мы едем в отпуск? Что за сбор одежды.

– Нет. Я собираю только твои вещи. Приходила твоя любовница, даже не знаю представлялась она или нет, но я не помню имени. Думаю, ты и так понимаешь о ком я.

– Нет. Не понимаю. Кто вообще приходил? И ты поверила?

– Не делай из меня дуру! Я знаю, что это правда. Она… она все рассказала. Теперь понятно, почему директор и владелец тренажерного зала сам тренирует людей. Сегодня я познакомилась с одной из твоих клиенток. А вкус ничего так, или ты сам ее накачал, под свой вкус?

– Не неси чушь. Ты себя слышишь?

Я быстро подскакиваю и выдергиваю ребенка. Не надо трогать ангелочка своими грязными руками.

Не знаю почему, но я совершенно ему не верю, вот ни капельки.

Вспоминая, как Егор иногда задерживался на работе, я готова принять любую правду от кого угодно, но не от него самого.

До сих пор ком в горле, я еле говорю свои обиды. Заикаюсь и путаюсь в словах от нервов.

Стараюсь не кричать, чтобы ребенка не беспокоить. Не хочу, чтобы она запоминала меня такой, заплаканную и в страданиях.

– И мы вот так вот расстанемся? Только потому, что кто-то и что-то сказал тебе? Поль, не надо, не наломай дров, – Егор подходит ближе, тембр голоса нежный, он умеет завораживать голосом, но я не желаю, чтобы он меня трогал. Я все видела своими глазами. Такое нельзя объяснить.

– Не подходи к нам, пожалуйста. Я все видела. Видела собственными глазами. Такое не придумать!

– Что ты видела? Пришла какая-то девка и наплела невесть что и все, ты все поняла? То есть ты веришь кому угодно, но не мне?

Жутко и противно слышать эти оправдания. У меня были сомнения, честно, но я не могу не верить собственным глазам.